9.07 Власть самопредназначения

Великолепный эпизод-диноцентрик, нежный и жестокий, раскрывающий тему диновых юношеских мечт, безжалостно задавленных хозяином и ставших тем самым удобрением для ростков дьявольского начала. А с прошлой серии не смолкает и тема боли как необходимого элемента жизни.

Иногда причинить боль тем, кого любишь – значит спасти их. Или поразмыслить над здоровьем отношений, в которых лучшее для одной стороны ранит, а то и убивает другую. Или увидеть разницу между болью и. скажем, злобой обокраденного пользователя.

Отдельно нельзя не отметить несомненную удачу и находку кастинга – Дилана Эверетта, ака лучшая за все шоу версия юного Дина. Пластика, мимика, выражение глаз, вся тонкая аура личности, мягкость, уязвимость и сила – все трогательно 16-тилетнее и все диново. Браво! Не зря  ноосфера колдовала.

А Робин, похоже – действительно тот самый здравый смысл, внедренный в Сэма в качестве проводника по внутренним потемкам и без сожалений им изгнанный. Так вот откада она взялась – из юных робких желаний чего-то своего, независимого от всепоглощающего папы… И, сталбыть, потянуло нынче Дина проведать, как она там поживает, давно не виданная.

А вот с прирожденным педагогом, много лет воспитывающим чужих трудных детей, Дин, похоже, связи не терял. Аж Сэм, собравшийся было отдать должное не "Игре престолов", а сказке с картинками про интересную дивчину, напрягся: что еще за друг опять, величающий Дина Корешем Ди? Тревога оказалась ложной: Дин аккуратно охарактеризовал Сонни как хорошего человека, не более опасного, нежели Бобби.

Правда же о диновом давнем исчезновении не слишком взволновала Сэма, как и ложь 20 лет назад. Джон, никогда не заботившийся об уважении мелкого к Дину, тут, видимо, сообразил, что этакий позор заставит чинного Сэмми окончательно запрезирать неотесанного старшего, а это создасть практические трудности.

Как бы там ни было, теперь, когда все открылось, и сам Дин явно не желал делиться мемуарами и всю серию гасил проблески сэмова любопытства.

Когда Сэм поднял брови, узнав, что Сонни – бывший зэк, Дин ответствовал бородатой шуточкой про ангелов, обзаведшейся вторым дном.

Внутри до боли знакомого дома те давние дни с их добрыми призраками обступили Дина со всех сторон. Вот на этом диване сидел он тогда, дерзя полицейскому, которому незадолго до того заехал в глаз, и слушая отцовскую волю: гнить ему в тюрьме. Вот бы Джон огорчился, узнав, что дом Сонни ни капли не был похож на тюрьму. Он был похож на настоящий дом – больше, чем берлога Бобби, неразрывно связанная с охотой.

Здесь царствовало нормальное молодое бытие: простой сельский труд, учеба, спорт, дружба… И Сонни, макаренко от бога, самая позитивная отцовская фигура в жизни Дина.

Когда взбешенный коп ушел, унеся ключ от наручников, хозяин ловко вскрыл их скрепкой и увидел багровые гематомы на руках ершистого пацана. Нет, это не полиция и не папаша, а всего лишь оборотень, - с некоторым вызовом сообщил Дин. Должно быть, тот самый, о котором он когда-то рассказывал Гордону. Невозмутимый Сонни только хмыкнул и повел нового жильца обедать.

Из объятий прошлого Дина выдернул все тот же Сонни. Он был чертовски рад видеть давнего воспитанника. И его брата, о котором наслышан, тоже.

Предаваться ностальгическим беседам Дин, разумеется, не собирался, а сразу перешел к делу: направился в стойло взбесившегося накануне древнего трактора-убийцы, а Сэму велел осмотреть дом.

В сарае, в компании пластикового уничтожителя зла, сражался с монстрами щуплый очкастый пацаненок – Тимми, как он представился, слабенько пожав диновы пальцы. Э, нет, так дело не пойдет. Настоящему герою без кунг-фу-пожатия и прямого взгляда в глаза – никуда.

Тимми, в момент убийства находившийся здесь же, рассказал о резком похолодании, а верившая в привидений экономка Рут поведала Сэму о бывшем владельце фермы, ревнивце-параноике, убившем жену, а теперь вот, уже постмортем – и предполагаемого соперника.

На кладбище Дин отбился от расспросов Сэма, до сих пор уверенного, что Дину здесь пришлось худо (ну да, это же не Флагстафф с Бонзи), а утром затащил брата в местное кафе – полакомиться на дорожку банановыми блинами.

За тем же столиком он сидел и вместе с Сонни. Он жил в лагере уже месяц и был вопиюще благополучен: хорошо учился, обзавелся друзьями, сколотил команду по борьбе (а Сэмме через пару лет сваяет свою первую нечисть)… В общем, Сонни им гордился. Но что же это за семья у него, которой Дин так предан и которой на него плевать? Дину больно это слышать, но Сонни знает, чем такое заканчивается – предательством тех, кого считал семьей. Самодостаточность и верность себе – лучше преданности недостойным.

Но когда недостойность опекаемых была для Дина поводом бросить их…

Через те же пару лет Сэм тоже получит свой совет от учителя: главное – твое собственное счастье. И, в благодарность за динову жертву, воспользуется им в полной мере - хотя уж Сэм-то его семье никогда не был безразличен.

А сейчас Дин не сводил глаз с миловидной официантки, а когда та подпорхнула, совсем неудержимо рассиялся. Робин, это же он, Дин Винчестер! Но Робин, наверняка увидевшая Дина раньше, чем он ее, уже взяла себя в руки и никак не могла вспомнить давнего знакомца; только, старательно глядя на Сэма, спрашивала о заказе, а потом и вовсе сбежала на зов.

Дин будто поддых получил. Но чего он, собственно, хотел? Люди помнят людей, а не то странное нечто, в которое он себя превратил. Прав был какотец. А он просто рассиропился тут, поэтому так больно.

Сэм, рот до ушей, скакал рядом со стремительно шагающим к Детке братом и допытывался, чего это такое щас было. Аналогично его когда-то веселила история с Кэсси, бросившей Дина.

Его приставания прервал звонок Сонни – погибла Рут.

На сей раз Дин отрядил Сэма работать с документами, а сам отправился прощупывать ребячий народ – чуял он, что собака зарыта где-то там.

Его знакомец Тимми уже успел поссориться с давешними товарищами по пряткам, и они загнали тихоню и чудика в угол под крыльцом. Дин и сам по себе был внушителен, а сунутое под носы удостоверение окончательно образумило малолетних правонарушителей. Ничего существенного по делу они сказать не могли, посему были отпущены с посулами, если что, вырвать легкие устроить Гуантаномо. А Тимми был дан полезный совет: стоит хоть раз собраться и дать этим трусишкам отпор – и они отвяжутся.

И вскоре один из обидчиков получил еще какой отпор, правда, не от Тимми, а почему-то от газонокосилки.

Сэм меж тем выяснил занятное: оказывается, маленький очкарик был найден в заброшенной лесной хижине, и ни одна живая душа так и не опознала в нем родственника.

Следовало найти Тимми. Но сначала Дин нашел Робин. Она сидела на достопамятном диване, с гитарой, как и тогда… Они болтали о родителях и о дорогах, которые, по закону ЕП, в 16 лет должны захватывать дух. Робин хотела стать фотографом и путешественницей, и пусть отец не думает, что ему удастся навязать ей свой ресторанчик.

Ах, Робин-малиновка, сладкоголосая птица юности… Вот и Дин, неуверенно, вдумчиво, будто впервые для самого себя формулируя, но постепенно увлекаясь, заговорил о том, что ему вовсе не нравится то, что делает отец (или то, как он это делает?).

Быть рок-звездой – звучит круто, но это для отвода глаз и форсу. Его заветное – стать механиком. Собирать машины, как пазлы, вкладывая в них душу, ставя на колеса – и отпускать, чтобы ездили сами, не требуя поминунтно мастера…

Вдохновенный динов спич Робин прервала поцелуем, чем и повергла будущего плейбоя в неимоверное смущение.

Да, могла ли она забыть его? Ведь тогда все было впервые – и влюбленность, и обманутое доверие. Но сейчас она должна выжить.

Однако бежать было поздно: намертво захлопнулись двери, срывались и летали предметы… А появившийся малыш Тимми испуганно сообщил, что не может это контролировать.

Тут и Сэм подоспел с известием, что это бесчинствует тиммина мама: он видел на чердаке сарая запечатленную в простодушных рисунках трагедию.

И Тимми рассказал: об аварии, о том, как мама спасла его и умерла, а потом вернулась на его плач и зов. И с тех пор устраняет всех, кто, как ей кажется, обижает ее одинокого беззащитного мальчика. Или как кажется самому мальчику…

Дин предположил, что призрак уцепился за Брюса, игрушечного борца со злом, подаренного мамой. Но Брюс сгорел, а дом продолжал ходить ходуном.

Это Тимми, догадался Сэм. К нему привязана его защитница.

Тут показалась и она сама - обгоревший труп, дистанционно ухватила Винтов за горло и принялась душить. А Дин, едва дыша, принялся увещевать ребенка – отпустить Маму, которая больше не мама. Сделать лучше для себя и для нее, хотя больно будет обоим. Потому что лучшее, оно же - правильные вещи, - не означает приятное. Но Тимми справится, ему есть кому помочь.

И Тимми услышал Дина, а Мама услышала Тимми. Сбросила уродливые коросты и исступление, на мгновение вновь став живой и красивой, и, взглядом попрощавшись с сыном, растаяла легким дымком.

А Дин прощался с Сонни и Робин. Она, как и он, оказалась слишком хорошей дочерью, и, в общем, даже счастлива. Или просто не любит жаловаться. Но, может быть, когда-нибудь, когда Дин сделает наконец как лучше для него, и она сорвется в кругосветку. А потом вернется в кафе – там она тоже нужна.

В последний раз Дин взглянул на окна гостеприимного приюта. Осталось единственное скверное воспоминание. О том, как он, волнуясь, собирался на первую в своей жизни школьную вечеринку. Где-то у себя дома наряжалась и Робин. Они с Сонни заехали бы за ней, а потом тот отвез бы их в школу.

Но, разумеется, Джон Винчестер не мог решить, что сын достаточно наказан, в иной вечер, кроме этого. И, разумеется, барин не могли позволить холопу бегать по танцулькам. Где уж Сонни было договориться с этим минотавром… Уже нетерпеливо сигналящим – почто вещь еще не на положенном месте.

Кусая губы и глотая слезы, Дин выглянул в окно. Сэмми на заднем сиденье безмятежно играл моделькой самолета. И тогда горестная гримаса на диновом лице осветилась улыбкой.

Жутенькое это было зрелище.

Это был динов дебют отпиливания себя от тех, кого полюбил, и кто полюбил его. По неизбывной причине: они нормальны и здоровы, а он слишком нужен рядом с больной ненормальностью. Присматривать за ней, охранять от нее… Мерять охоту на монстров спасением людей.

Прежде чем сесть в Импалу, Сэм открыл традиционные прения через крышу. Откуда Дин знал, что его ноу-хау сработает? У самого-то Сэма с трудом укладывается в голове, что можно добровольно отказаться от такого сильного, пусть и безумного, покровителя.

Не то чтобы Дин знал – так, старое доброе наитие, удачная догадка.

Кстати, об удаче. Сэм внимательно наблюдал за братом, видел даже поразившую его "стену славы" и сделал открытие: время, проведенное в доме Сонни, было вовсе не худшим в жизни Дина. Скорее лучшим. Почему же Дин не остался?

Браво, Сэм. Великий эмпатический прогресс со времен сент-луисского шифтера.

Глянув на братний нехороший прищур, Дин быстро свернул скользкую тему: это было не его, и точка, и отвали уже наконец, Сэм. Можно подумать, ты жаждешь услышать правду и способен с ней справиться.

Но младший еще не угомонился, ему еще приспичило осчастливить Дина спасибом. За то, что тот положил экзистенцию на прикрытие нежной спины маленького братика, ага, за что ж еще. Жертвы, ну что жертвы… Это дело житейское, какая любовь без них. Продолжай в том же духе, Дин, невзирая на трудности.

Дин почему-то не вдохновился такой мотивирующей речью, только глянул в ответ привычно сумрачно, прикинулся шлангом и двинул вперед – изо всех сил стараться контролировать то, что не контролирует Сэм.

Сохранить бы при этом собственный рассудок…