Сказ о потерянном времени унд Суперпсихопатологик

Человеческое бытие нельзя постичь вне безумия,

более того, оно не было бы человеческим,

не будь именно безумие внутренним пределом его свободы.

(Жак Лакан)

Варнинг: под катом длинно, нудно, бредово и очень некомпетентно.

Сакраментальный вопрос о сроке сэмовой отсидки в камере дьявола – на деле краеугольный, он же преткновения, камень в восприятии шоу. Сама отсидка – значимый поворотный пункт от милой воспитательной саги к жесткой постановке взрослых проблем, перенасыщенный смыслами и знаками, плотно вписанный в общую семантико-семиотическую ткань шоу. И каждый из этих знаков, прочтенный неправильно, может увести по ложной тропке.

Например, время, проведенное Сэмом в Клетке. Традиционный подсчет происходит так: берутся числовые соответствия из рассказов Дина об Аде (4 объективных месяца = 40 субъективных лет) и Сэма об отключке в 6.13 (2-3 минуты = неделя), перемножаются на полтора года - и выходит внушительная цифра, коя затем служит поводом для жаления персонажа и объяснением его последующих странностей.

Не результатом предыдущих, а объяснением последующих!

Зрителям хочется считать мир "Сверхъестественного" устойчивым и "солидным", в котором закономерности и соотношения прозрачны, логичны, установлены раз и навсегда, а внутренние противоречия, изменчивость и нестыковки есть продукт  Авторского Ляпа. Это стремление распространено на все этажи, пристройки и подсобки универсума, а также на самих персонажей, которые тоже должны быть тверды и незыблемы под страхом объявления ООСными. Нет, они могут расстраиваться, страдать, радоваться, мечтать -  но только в строгом соответствии с фанонным регламентом и давно сосчитанными процентами, составляющими их характеры.

Быть может, причина – в нежелании отвлекаться от вечного упоительного эпоса на какой-то долбаный мир, пристегнутый к эпосу в качестве "задника".

Если Дин сказал, что в Аду время течет медленнее – значит, в Клетке оно еще больше растянуто. Адский год Дина равен трем объективным дням, клеточный год Сэма – всего восьми часам. Почему Ад приравняли к Клетке, почему ощущение времени обморочным Сэмом экстраполировано на Клетку? По умолчанию. Должон же быть порядок. Почему год, прожитый буратиной в компании Кэмпбеллов и Дином в Семье, выпал из всех внутренних сериальных календарей, будто и не было его? Но нет, многочисленные свидетельства подтверждают – был. На земле, в Аду, на Небесах за тот год произошло множество важных событий, имевших ощутимые последствия. Стало быть, события есть, а время, их вместившее, куда-то подевалось.

Нонсенс? Ляп?

При такой установке восприятия не менее половины шоу неизбежно уходит в категорию ляпов. Потому что мир СПН изменчив и пластичен, как человеческая психика.

Потому что он и есть – человеческая психика.

В нем есть зоны ирреальности, в которых протекают важнейшие внутренние процессы персонажей, - чердак, подвал и пристроенный к нему карантин-изолятор. В них испытываются "внутренние пределы свободы" по Лакану. Эти зоны вшиты в "солидную реальность" универсума как важные конструктивные элементы, наряду с граундом зиро, изображающим собственно "реальность". В которой героев тоже подкарауливают изнаночные хронотопы собственной психики – сны, глюки, вызванные ядом или психозом, альтернативки и пр. И даже в самом что ни на есть "объективном" состоянии она наполнена всевозможными материализованными проекциями, отражениями, вытесненными и изолированными травмами, желаниями, сомнениями, фобиями и иным психическим содержимым. 

Ничего удивительного, коль скоро антропоцентричная космогония СПН полагает мир происходящим и зависящим от единого центра – Человека. Что внутри, то и снаружи: любого сапиенса окружает та реальность, которую он создал в себе. Даже если сам кузнец своего поломатого счастья воображает иное, лепеча, что задумывал иной результат, а враги-интервенты все опошлили. Осознание этому творческому процессу сопутствует крайне редко.

Мифопоэтическое воззрение космологической эпохи исходит из тождества (или, по крайней мере, из особой связанности, зависи­мости, подтверждаемой и операционно) макрокосма и микрокос­ма. Человек как таковой — один из крайних ипостасных элемен­тов космологической схемы, ее завершение и одновременно на­чало нового ряда, уже не умещающегося в космологические рам­ки.*

Конечно, то, что "Сверхъестественное" столь же психологично, сколь и философично, не новость, и некоторые маргинальные зрители – не будем тыкать пальцем в зеркало – уже вовсю пользуют сей медицинский факт как шифровальный ключ для прочтения авторских ребусов. Пляска от такой печки вносит ясность во все "ляпы" и "эпосы", структурируя не только текст, но и восприятие текста как цельной системы, не упрощая его и не подменяя объективную реальность психической, но дополняя ее.

Зоны, на которые поделен психический универсум – главный исследуемый объект шоу, - условно соответствуют основным структурным элементам личности (тоже достаточно условным).  Их число невелико, и они принципиально общие для всех, при этом их внутренние законы и внешние влияния различны и изменчивы. Индивид в своем развитии проходит ту или иную зону, взаимодействуя с ее обитателями – чертовски реальными и зачастую весьма инициативными. Взаимодействие это специфично: зоны реагируют на конкретных индивидов по-разному. Его результатом может быть изменение индивида, или зоны, или обоих, с последующей волной изменений в остальных секторах мира вплоть до "реальности".

А может и не быть никаких изменений.

Универсум психики не тождествен личности или даже сумме личностей, его образовывающих. В этом творческом бульоне рождаются ранее не бывшие сущности с разной степенью жизнеспособности.  

Самый цимес – он же сложность - в том, что в шоу ДВА центра. (Это еще ничего: в реале их семь миллиардов с лишком.) Две экзистенциальных концепции, два типа психической организации личности и, соответственно, конфликтов.

Циклоид-невротик и шизоид-психотик - образцово-показательная полярность личностей. Что по телесной конституции (пикник и атлет). Что по психиатрическим векторам (БАР и шизофрения). Что по результатам указанных расстройств для психики и интеллекта (полное восстановление после БАР и неуклонная деградация при шизофрении). И далее по обширнейшему списку признаков. Хоть в учебную хрестоматию вставляй.

Собственно, Крипке и вставил. Готовый материал для любых психологических и психопатологических изысканий.

Первые пять сезонов Винты еще как-то связаны с реальностью, формирующими их обстоятельствами, но чем дальше, тем меньше они зависят от реальности и тем больше – реальность от них.

Конструкция мира СПН, раскрывающаяся во всей полноте с 6-го сезона, восходит, конечно, к многажды обсуждавшейся внутренней топографии по Фрейду. Ид - царство бессознательных побуждений, дармовые залежи жизненной энергии, в которой так нуждается Эго – психический медиатор объектно-субъектных отношений, волевой посредник между "хочу" и "надо", соотносящий  неосознанные хотелки с требованиями реальности, осмысляющий ситуацию во всех ее аспектах и принимающий соломоновы решения. Ид находится по соседству с царством Эго, прям за стеночкой, хотя это становится ясно далеко не сразу – на то оно и бессознательное.

Сверх-Эго – извечная зона конфликтов между идеалами, порой диаметральными, но равно оторванными от реальности. Апологеты дерутся за них не на жизнь, а на смерть, не брезгуя никакими средствами. Понятно, почему у Эго серьезнейшие разногласия со Сверх-Эго, которое, будучи одновременно эгоистом и идеалистом, тянет энергетическое одеяло Ид на себя, вместо того чтобы честно поделить с Эго силу и полномочия, обманом обретает полную власть и, разумеется, дисгармонизирует с трудом собираемый универсум – ибо других средств внедрения своих идей, кроме геноцида, не знает.

Суперкартинка встроилась в теорию Фрейда плотненько, без зазоров, а общая топография внутреннего мира наполняется-искажается-осмысляется согласно индивидуальным особенностям человеков.

Сейчас полномочные представители психических структур, безусловно, принадлежат циклоиду Дину. Изначальный синтоник, эмпат и сопереживатель, любящий жизнь и стремящийся к гармонии, он в процессе своего развития вбирает в себя весь мир как сферу личных интересов, переживает его нелады как собственные и мучается тем, что – как бы наивно это ни звучало – не может сделать так, чтобы у всех все было хорошо. Начиная с ближних и заканчивая самыми дальними. Отнюдь не потому, что возомнил себя главным по универсуму – напротив, этот главный его конфликт выдвигает Дина на эту должность по факту. Идентификация (взаимообмен психического и реального, принятие внешних сущностей как часть своего внутреннего мира и ответная любовь-опека-забота, адресованная этим сущностям) – его специфический "механизм жизни",  он же – защитный механизм для сохранения цельности "Я" под давлением обстоятельств.

На первый взгляд, получается обратное: его "Я" прорастает во всех уголках универсума и частенько скандалит само с собой.

На деле "Я" объединяет собой несчастного шалтая-болтая - разрозненный, хаотичный, противоречащий сам себе универсум – по кусочку.

Наполняя себя миром, Дин знакомится с ним – и ответно наполняет его собой. Поэтапно. Вот и до Ид добрался – последней из внутренних губерний псюхэ, отыскав и там своего полномочного представителя. Еще двое проявились гораздо раньше.

И все они отчетливо синтонны, аксиологичны, то бишь ориентированы на ценностную модальность бытия - "правильные поступки", и тяготеют к гармонизирующему творчеству. Результат, правда,  не всегда радует. Хотя, например, по Рудневу так и должно быть:

Человек думает, что он делает одно и с такой-то целью, а на самом деле он делает (или за него делает его конституция) совсем другое и с другой целью. Мы считаем эту особенность фундаментальной для фе­номена человеческой жизни. Жизнь - это цепь ошибочных действий, обус­ловленных конституционально. (…) Для того, чтобы реализовался "сюжет жизни", необходимо, чтобы человек все время использовал жизненные механизмы, ведущие от одной ошибки к другой, и вся жизнь представляет собой цепь ошибок и заблуждений. 

  Защитные тактики эволюции, творческая роль "ошибок" в ней – все это не новость. Известно:  не мы думаем мозгом, а он – нами, разворачивая свою структурную сложность в наши личности и судьбы. Правда, мы вполне можем наладить с собственным мозгом обратную связь. Энергетическая психодинамика дедушки Фрейда далеко не исчерпывает человека, лишь очерчивает фундамент, на котором у странной рыбы с ногами много чего выросло. Тут и целые сады мотиваций, гораздо разноцветнее, чем однообразная чащоба на этаже Ид. И личностные конструкты, и "Я-схемы", и ролевые стандарты, и полевые поведенческие структуры, и "проприум" Олпорта – куда более цельный и мощный, чем мутная "самость" Фрейда. Разум и воля очень усложняют картинку, создавая принципиальную возможность осознанного управления внутренними царствами, защитными механизмами, инстинктивными реакциями и прочим "натуральным хозяйством". 5-й сезон в том порукой.

Разум, однако, не этаж, скорее лифт с пультом управления, курсирующий сквозь этажи в разных режимах.  Может ехать не спеша, с остановками на осмотр-обдумывание. Может носиться вверх-вниз, развозя пассажиров по срочным делам. Или застревать.

"Лифт" Дина – тот волшебный механизм, который делает возможным сопротивление топографическим "предначертанностям" и их творческое изменение. Это он собрал в единую "команду  свободной воли" Эго и Сверх-Эго, чтобы переписать сценарий "предначертанности", заменив его новыми законами, загнать безграничное послушание с безграничным эгоизмом – порождения детских травм – в подобающее им место и вывести на сцену новых зональных лидеров, предварительно отредактировав их исходные данные. Только благодаря ему продолжается жизнь мира псюхэ и непростой человеческий маршрут "праведник-жертва-палач-святой-берсерк-"...

Цокольный этаж личности давным-давно, еще в 4-м сезоне, амнистирован Дином, - ибо не ведают, что творят. Принципиально не-человечное и несознаваемое царство примитивных инстинктов, где торжествует принцип удовольствия – бесцельная, бесконечная война всех со всеми, не для выживания, мести или еще чего-то. Просто так расходуется излишек психической энергии, которую больше некуда девать. Дин и здесь ухитрился породить экзистенциальную тоску бесцельности-бесполезности вкупе с чувством неизбывной вины за все. Этот присущий Дину психастенический компонент осознан, принят как друг и брат синтоника и – вытеснен обратно в бессознательное ради освобождения из соседнего Ада невинной души. Надолго ли – как знать; специфической задачей такого компонента может стать, например, социально-когнитивное направление, благо, авторы шоу не зациклены на дедушке Фрейде. Рациональное осмысление – сильная сторона Бенни, которую неспособно подавить даже длительное пребывание в бессознательном. В силу чего он и является сталкером по инстинктивным тропам к порталу человечности. Это качество, вместе с мощнейшей тягой к социализации, вполне может – и должно – сгодиться и по ту сторону портала. В свое время.

Самый неуживчивый и амбивалентный элемент Дина - Сверх-Эго, депутат от зоны сверхценностей, ненавидимой Дином едва ли не больше ада: это обитель внечеловечных идеальных конструкций, во имя которых оторванные от реальности манипуляторы играют судьбами людей, включая семью Винчестеров. В общем, слишком глобально и высокоморально для, скажем так, травмированного ангелами Дина. Но к своему персональному пернатику он искренне привязан, ибо шкурой чует: человечеству нужны-таки сверхценности. Только не небесные – земные, хомоориентированные, не играющие в "человечков", а способствующие своей немалой силушкой развитию сапиенсов. Вопрос в том, как их, железных дровосеков, сделать полезными, как "перепрограммировать", вырвать из подчинения ложным истинам и иерархиям. Кас в этом смысле – особый ангел, способный через пень-колоду, но меняться. Ярчайшее воплощение цикличного характера, он то раздираем сомнениями, то преисполняется самоуверенности, то рушится в депрессивную бездну или амнезию. Жаждая поступать правильно, он путается в модальностях "хорошего-плохого" и "должного-запрещенного", ибо сам по себе – сущность служебная и собственной аксиологической шкалы не имеет, а чужие усваивает сикось-накось и ненадолго.

Кажется, многие сэмовы черты Кас унаследовал как сущность, замещающая Сэма на посту диновой сверхценности. Пожалуй, от его "сюжета жизни" будет зависеть судьба сверхценностей вообще.

Зону Эго Дин тоже ненавидит и для ее обитателей исключений почти не делает, разве что Кейси уважил как личность да Мэг какое-то время принимал нейтрально – ради ее явных нежных чувств к его ангелу, тоже, возможно, перешедших Касу от Сэма.

Между тем его Эго – воплощенный "принцип реальности", блестящий менеджер, сочетающий в себе эмоции, разум и волю в пропорциях, близких к идеальным. Оно, подобно хозяину, полно загадок и парадоксов. Начиная с того, что оценивает себя весьма критично. Эго, не страдающее эгоизмом, - диво дивное. Как и прочие ипостаси, стремится к улучшению и гармонизации своего отдельно взятого участка и универсума в целом. Рассудительное и любознательное, оно бесконечно воюет с миром сверхценностей, регулярно и тщетно предлагая им взаимовыгодное (и взаимоограничивающее) сотрудничество. Вскрывает и потрошит владычицу Ид, перебирая в пальцах ее икринки, из которых растут чудовища. Взламывает идеалистические схемы – ангельские мозги, - состоящие, увы, сплошь из насилия и бездумного подчинения, лишь слегка прикрытые фиговыми листками высшего блага. Ну и конечно, выполняет свою прямую функцию - хранит целостность универсума, а с нею и идентичность демиурга. Еще с 3.10. Главный лифтер, можно сказать.

Дин же в благодарность с тех же времен жаждет его уничтожить. С чего идея Эго-ампутации, явно ведущей к разрушению обеих идентичностей, обострилась в 8-м сезоне, - вопрос. Может быть, он не отдает себе отчета в последствиях, но, судя по тому, как упрямо он щурился, выслушивая прозрачную подсказку Метатрона, – вряд ли. Дошедшая до предела самоненависть? Проекция своей извечной вины на демонов и их нынешнего начальника, ко множеству винтовских и мировых бед касательства не имевшего? Или последняя попытка обустроить Сэму спокойную старость, пусть с риском превратить его в имбецила?

Тут существенно, что "сюжет жизни" Сэма также реализуется в психическом универсуме Дина, чья структура личности образует структуру мира. Познавая мир и его обитателей, мы познаем Дина, и наоборот: отслеживая динамику развития диновой психики и его отношений с ближайшим окружением (важность которого Карвер открыто акцентировал), можно понять, что происходит с универсумом. Хотя Сэм ни разу не ипостась, он живет в рамках этого же мира, как в утробе. Его собственный мирок – аутистичная "единственная реальность" шизофреника, редуцированная и аморфная. Границы внутренних зон размыты, населяющие их элементы некомплектны и перепутаны, части личности слабо скреплены меж собой и разваливаются при стрессах, вызывая острый психоз. Его личность заполнена разросшимся, как опухоль, Эго-уровнем, все прочее либо перемещается на этот этаж, либо вытесняется им. Его Ид – всего лишь малонаселенный предбанник Ада; инстинкты, обычно мотыльками налетающие на огонек Человечности, Сэма почти не трогают, а инстинкта альтруизма среди них нету вовсе – его приходится одалживать у Дина, чтобы не застрять там на веки вечные. Этаж сверхценностей представлен одним-единственным архангелом, да и тот сменил небесную прописку на адскую. Его Эго и Сверх-Эго, единое в двух лицах, страдает (то есть наслаждается) нарциссизмом, инфантилизмом и мегаломанией. В результате чердак также чужд Сэму: попасть туда он может лишь особым божьим соизволением, общаться – только с пернатиком Дина, небесным беженцем, с которым свел добровольно-принудительную дружбу. Все контакты с пентхаусом – опять-таки в компетенции Дина.   

Собственно, Сэма это не интересует. Его Ад заменяет ему весь мир, включая и "солидную реальность". Там обитают его враги и друзья, его сверхценность, идентичность и особая судьба, его эйфории и кошмары, фляжки с дофамином и сундуки с защитными механизмами. Если Дин может запретить своему "лифту" остановку на нулевом этаже, считая себя опасным, то "лифт" Сэма давно и прочно застрял на этаже минус первом, и владелец этого даже не осознает. Нынешний король, в отличие от предыдущих адских властителей, глядит на Лося с презрительным сожалением, как на дебильного ребенка, которому следует позволять его странные фантазии под бдительным присмотром старших.

С этой точки зрения правильный ответ на вопрос: "Сколько времени Сэм провел в Аду?" – гласит: "Всю жизнь".

Сложнее с дефинициями: сэмов Ад такой сэмов, что его хронотоп постижим только изнутри шизофренического сознания. А это, мягко говоря, непросто.

У Дина клиническая картина ясна: что такое его Ад, как не острая фаза БАР с характерным перевесом депрессивного полюса? В тяжелую депрессию он свалился еще во 2-м сезоне – спасибо адоцентричным родичам-шизофреникам. Первое убийство человека, смерть отца, его "завещание" и самоощущение восставшего из могилы зомби, пришедшиеся на относительно короткий отрезок времени, нанесли жесточайший удар по системе ценностей Дина – становому хребту его образа "Я", спровоцировав коллапс его защитных механизмов и первичную тягу к смерти. Какое-то время он ее еще контролировал, потом наступил неизбежный срыв и уход в гипоманиакальную фазу (3-й сезон) – последняя попытка компенсироваться, напрочь сбитая пониманием того, что его жертвенно-суицидные позывы превращают его в демона. Депрессивное дно – безвыходное одиночество, бесконечно кромсаемая в лапшу душа и тягучее время: три дня в таком состоянии ощущаются как год. За болевым порогом начинается маниакальная фаза; она, естественно, в три раза короче – эйфория на субъективных часах пролетает быстрее; но поскольку эйфория эта преступна, она переживается как буквальное крушение мира, наслаждение носит не садистический, а садомазохистский характер (идентификация форева: он – и жертва, и палач; он в буквальном смысле кромсает себя, кайфуя от проекции своих страданий вовне и ужасаясь неправильности этого проецирования).

Всматривание в бездну собственной психики длится тоже долгие субъективные годы. Целый месяц.

Из этого разрушительного процесса, а позже из вторичной депрессии (ну циклоид он, циклоид) Дина вытаскивают сверхценности – он им нужен и знает это. Знает и то, что ценностное содержимое пентхауса подлежит тщательной ревизии. Защитный механизм вновь работает в нормальном режиме, ибо отсидка в подвале, помимо прочего, грозит универсуму обрушением, а это уже серьезная причина вернуться в рабочую форму. И Дин со жгучим сожалением, но покидает трехнедельное скучное бытие менеджера, иллюзорное, но оказавшее волшебный психотерапевтический эффект.

Его аксиологически ориентированный разум контролирует границы внутренних зон и их содержимое. Под напором травмирующих факторов этот регулятор может временно  ослабеть или сознательно отступить, если "безумие" в данных условиях целесообразно, но цельности и функциональности, по крайней мере в оценочном режиме, он не утрачивает никогда.

Рассматривая депрессию как экзистенциальное испытание (= инициацию), можно сказать, что ее наличие в психопатологической структуре сознания свидетельствует о том, что сознание в определенном смысле готово к экзистенциальным переменам и ему осталось пройти толь­ко последний, наименее приятный искус. Этому взгляду соответствует из­вестное положение в психиатрии, в соответствии с которым депрессия воз­никает только у людей с развитым сознанием. У слабоумных депрессии не бывает.

Оттарабанив срок в Аду, Дин положил начало не только Армагеддону, но и последующему форматированию зоны Эго – с за(пере)рождением будущего короля, извечного врага и вернейшего соратника в борьбе против регрессии универсума.

А если оценочные функции сбиты с самого начала? Что есть Ад, который неосознанная мечта, семья и дом родной?

С точки зрения штопора - нож изогнут. 

(Клод Леви́-Стросс)

Шизоид Сэм легко и логично развился в полноценного шизофреника, страдающего самой злокачественной формой болезни – шубообразной. Ступень за ступенью, приступ за приступом его личность регрессирует, сперва медленно, с почти полноценными ремиссиями, и далее – с нарастающим ускорением. Это тоже клиническая классика, правда, исследованная гораздо хуже, чем БАР, особенно "изнутри". Богатство симптоматики, бред, аутичность пациентов, трепетно охраняющих свое диффузное сознание от нескромных взглядов, отрицание и вытеснение как ведущие защитные механизмы – поди разбери, что за этой массивной завесой происходит. 

Говорят, психами не рождаются, хотя наследственная предрасположенность к БАР и шизофрении может передаваться – хе! – одним и тем же набором генов. Далее в дело вступают пресловутые травмы детства. У Винтиков главный травмирующий фактор общий – исходящее от папочки чувство нелюбимости и незащищенности. Восприняли его мальчики в разных формах и отреагировали  тоже, разумеется, различно. Дин пережил "эдипову ситуацию" в четыре года, еще при жизни мамы, - но как! Идентифицируясь с отцом, он от папиного имени заверил Мэри в любви. Похоже, его невроз "плохого родителя" коренится именно в этой идентификации, усугубляясь и укрепляясь с течением времени ввиду известных обстоятельств.

А не будь он циклоид-синтоник – все могло быть иначе.

Сэм сей комплекс изжил позже и предельно просто, благо, мамы он не знал вообще. Рассудив, что папа, не защитивший маму, ненадежный защитник и для Сэма, он лишил отца предназначенного ему кулона, передав его Дину. Этот королевский жест явочного отъема полномочий у менее полезного объекта и передачи их более полезному (вместе с обязательствами, разумеется) присущ Сэму всю жизнь и, вопреки популярным толкованиям, никак не связан ни с доверием, ни с любовью к облекаемому полномочиями объекту. Это всего лишь прагматизм текущей минуты, тот самый, с которым ребенок распределяет ведерки и совочки между коллегами по песочнице, руководствуясь только ему ведомыми соображениями. Тот самый, благодаря которому чужая индейка так вкусна, а верный демон куда приятнее родного брата.

Гораздо сильнее испортило ему мозги папино "двойное послание". Повышенная забота Джона о сохранности Сэмички при явном (особенно для требовательного Сэма) отсутствии любви, некоторое баловство по сравнению с Дином (типа футбола и ненаказуемости) – и жесткое ограничение свободы; короче говоря, "хаотическая смесь суровой дисциплины и сверхпотворства", - что должен был думать пацан? Не будь он шизоид, да еще и ювенил, – наверняка подумал бы что-то иное, но Сэм наш Джоныч решил то, что решил: папе он не люб за свободомыслие и уникальность, не свойственные грубой солдатне вроде Джона с Дином. Пошли цвести букеты нарциссизма, паранойи (сперва узконаправленной – вне семьи Сэм чувствовал себя в безопасности, будто не охотился смолоду, а демонов в ближайшем неродственном окружении он не чуял), мании величия. Когда же последняя получила подтверждение со смертью Джесс, дофамин в черепе закипел, процессы набрали силу и скорость. Бредовые видения не настораживают, а вдохновляют. Уже в 1.10 героя настигает аффект – что интересно, в виде мертвого мозговеда, прописывающего пациенту разрядку внутреннего напряжения. Через сезон он искренне ждет подтверждения избранничества от ангела, но, разочаровавшись (2.13), тут же воссоединяется с демоном (2.14). Социальные и интеллектуальные навыки еще сохраняются в удовлетворительном объеме, хотя  способность к тестированию реальности уменьшается, аутистичность нарастает, настроение скачет зайцем, мотивации флюгерят, инстинкт самосохранения слабеет, волевые функции мерцают, изящные пальцы компульсивничают как-то сами по себе, и т. д.

Обмирая от страха и предвкушений, Сэм шел на ловца, как на праздник, плавно сползая с невротического уровня развития на психотический, уже не совсем человеческий. И сполз – в момент убийства Джейка. Агрессия, присущая Сэму с детства, которую он то подавлял, то оправдывал, прорвалась уже без реверансов.

Попытка вылечить Сэма устранением Азазеля - как думал Дин, причины его состояния – только раздражила пациента: особая судьба, бывшая так возможно, так близко, ускользнула из рук. Или еще нет? Он только начал привыкать к своему особому статусу, ловить в нем кайф, он ждал, что адское племя заведет вокруг него долгие хороводы-уговоры…

Мир шизофренически прогнулся под Сэма. Дин попустил, он тогда был – если БЫЛ - не в лучшем состоянии, отчего очень верил в Сэма и совсем не верил в себя. До жесткого форматирования универсума оставались два сезона.

Расщепление – важный симптом болезни Сэма в 3-м сезоне, по большей части игнорируемый зрителями.

Фрустрацию после убийства Азика исцелили понабежавшие демоны, пылко поддержавшие бред уникальности. Их Сэм, с удовольствием выслушав, убивал, блюдя конспирацию собственных мечт от себя же. Кроме, конечно, Руби, подбросившей благородный мотив впридачу к заманчивым посулам. Замещение навязчивого "доктора" полезной демоницей прошло в лучших эмпатичных традициях, даже с рождественской бутылочкой машинного масла. Не, Сэм, конечно, хотел спасти Дина, очень хотел, Трикстер свидетель, и очень страдал оттого, что это было, как все знают, невозможно. Так сказали все те же демоны. Да Дин и сам отказался. Мал-помалу сформировался образ Лилит – главного врага, ужасного и могучего, для которого Сэм – сюрприз! – неуязвим и который его, Сэма, боится.

Поднимает голову и внутренний кобель, учуяв ослабленный поводок социализации: тестостерон увеличивает чувствительность дофаминовых рецепторов. 

В период братооставленности шиза дополнилась наркоманией – весьма нередкое сочетание в психиатрической практике: собственного дофамина и прочих внутренних экстази начинает не хватать. Завязка вызвала что-то вроде квазиремиссии ("квази" – потому что мир все гуще заполнялся демонами, адские печати продолжали стремительно рушиться, а симптомы, чуток ослабнув, никуда не делись: взять хоть "слишком много подробностей", характеризующее не только щепетильность Дина, но и пропитанное ложью резонерство Сэма). Выход из завязки спровоцировал бурное нарастание симптомов. В полную силу заработали защитные механизмы низшего уровня – ЧСВ и органично его дополняющее обесценивание "долбаного мира", населенного "мясом". Самоконтроль и критичность исчезли, реальность сузилась до "единственной", стремление к высшему "предначертанному" наслаждению – убийству Лилит – вытеснило все прочие мотивационные проблески. Мотив вознаграждения при шизофрении куда сильнее страха и тем паче совести. Ну а пучок экстраекций в бункере - просто образцово-показательный экстракт шизоаффективного расстройства, дополненного синдромом отмены.

Мегаломан и в бре­довом, и в объективном смысле остается совершенно один. В бредовом смысле все человечество погибло, в объективном смысле он коммуника­тивно отрезан от реальных объектных отношений. Кроме него, в мире ни­кого нет. Есть только Старый Бог, который уже плохо соображает или даже уже вообще умер. Поэтому единственное спасение — и у мегаломана есть для этого ресурсы — ре­сурсы его бредового величия и всемогущества — это создать мир заново, пожертвовать себя миру, как и должен поступать младший бог…

По завершении тяжелейшего двухлетнего приступа, поставившего универсум Дина с ног на голову во всех смыслах, Сэма сразила опять-таки предсказуемая деменция, со временем смягчившаяся, но не прошедшая совсем.

Мне кажется, трудно возразить против того, что движение от бреда отно­шения к бреду величия и последующему слабоумию можно рассматривать как инволюцию личности, поэтому выражение "впасть в детство" в каче­стве синонима слабоумия является неслучайным. Но если так, если шизоф­реник движется в своем "развитии" в обратную сторону, то аналог "вели­чия" должен отыскаться в каких-то феноменах раннего детства. Это, безус­ловно, так и есть. Речь идет о феномене "всемогущества" младенца.

Затребовав "дать ему вырасти", Сэм расти долго не желал. Самоосознание и самоконтроль, уж какие ни есть, возвращались медленно, фрагментарно и не в полном объеме. Интеллектуальные усилия были направлены в основном на подавление фрустрации из-за объективной невозможности гордиться собой. Вся когнитивно-дипломатическая активность Дина на ангельском фронте шла мимо него, едва ли достигая его сознания хоть наполовину. Механизмы защиты примитивны, начиная с отрицания, – мегаломания неохотно уступала ювенильности место у психического штурвала. Нестойкая ремиссия прерывалась рецидивами. Потому что Голод. Потому что гнев. И весь прочий анамнез, никуда не девшийся. Потому что наконец-то высвобожденное Сверх-Эго, которого Сэму всю жизнь так не хватало, он уже не хотел интегрировать. Очень уж оно несимпатично, не похоже на образ "идеального Я", созданный пациентом в типичной для него pseudologia fantastica. Бесприютное, оно скитается по динкиному универсуму и рождает чудовищ в ожидании естественного и неизбежного воссоединения.

Злокачественный нарциссизм, с Ильчестера частично экстраецируемый в Сверх-Эго, частично подавляемый, цветет с 5.10 по 5.20 включительно. Особо отчетлива клиническая картина в роскошном 5.11.  "За две минуты до полуночи" он был худо-бедно купирован лаской, таской и шоковой терапией, но личностных характеристик это, разумеется, не изменило ни на йоту, в силу чего для предотвращения катастрофы и понадобились командные усилия вкупе с волшебным лучом любви.  

Триумфальная самоидентификация с дефектным Сверх-Эго привела героя, разумеется, к провалу внутрь себя, то бишь в Ад – ничего другого у Сэма внутри нет. Но какой?

По всей логике шоу, это контрапункт к диновому депрессивно-маниакальному пеклу.

Ад шизофрении.

Черная дыра иной реальности.

Дин, хоть и VIP, пребывал в общем зале подвала, среди демонов, грехов и сдавшихся им душ. Палачи, жертвы, коллеги-стажеры – сплошное коммуникативно-познавательное поле. Горячая точка. Экстремальный, но реал.

Клетка дьявола наглухо изолирована даже от подвала, сам король – диново хозяйственное Эго - обходит ее десятой дорогой, Смерть – и тот заглядывает лишь по настоятельной просьбе неотвязного микроба. Четверка братьев, повязанных кровным и духовным родством, маринуется там в собственном соку.  Вернее, тройка с половиной: пол-Сэма убыло практически сразу же и гуляло по белу свету целый год, тот самый, не вошедший в календари, тогда как вторая половинка томилась в адском ядре, бают, чуть ли не вечность.

Однако, шизофрения.

Как и было сказано.

При БАР субъективное время сжимается или растягивается вдоль стрелы времени. При шизе может остановиться, исчезнуть вовсе – или устроить свистопляску, в которой далекое прошлое вместе с ненаступившим будущим и десятком параллельных временных линий способны совместиться здесь и сейчас.

В любом случае говорить о некоем тру-Сэме и длительности его отсидки в Аду бессмысленно, ибо то и другое – лишь неизмеряемые фантомы больного сознания. Личность Сэма в этот период не существует. Есть "не весь Сэм" – вожделенный костюмчик Люцифера и золотой фонд мамы Евы, идеальное животное, которое именует Сэмом и себя, и отпавшую часть, обретающуюся в ином измерении. По принципу: "Хоть горшком назови, только гадость эту в меня не пихай". Этот антисоциал-психопат, для которого "ценность других людей редуцируется до их полезности, определяющейся их согласием терпеть затрещины" (с), - очищенный от всего вторичного фундамент личности Сэма, наиболее цельная и жизнестойкая его часть.

Между прочим, торжествующая плоть Сэма не испытывает никаких проблем с исчислением времени – оно течет сквозь здоровый организм нейтрально и ровно, не привнося в туловище никаких смыслов.

Не-жизнь, которой пуще смерти боятся Сократ и Бенни. Немудрено, что она не оставила следа в календаре.

Та же участь, но по иным причинам, постигла и год Дина с Семьей.

"- Наше время нам не принадлежит.

- Кому же?

- А всем, кому в нас нужда.

(И. С. Тургенев, "Накануне").

Это невротическое время, в нем происходит не распад личности, а ее насильственное распиливание - попытка сознательного отделения фрагмента "Я",  по мнению Дина, монструозного и несовместимого с его внутренним образом нормальности. Давний конфликт между желанием и долгом, всегда решавшийся в пользу долга, резко обострился, когда несбыточная мечта вдруг сбылась. Вместо интеграции семейного микрокосма в глобальный макрокосм он вздумал изолировать первый от второго за счет помянутого Сарой Гэмбл "символического бездушия", чем лишь усилил страх недостойного родительства – внутренний яд, который отравил счастье и, приняв облик фамильного демона, грозил микрокосму уничтожением. Когда слишком хорошо – это плохо; это или экстатический Ад, или вражья ловушка, иные варианты Дину неведомы.

В брошенном макрокосме тем временем раскручивалась спираль энтропии – там завелся опасный "не весь Сэм" в компании недопокойного Деда, и диновы Эго со Сверх-Эго за его спиной затеяли рискованный эксперимент с дикой природой.

Потому что душу нельзя порезать на куски, как пирог, для безопасности кусков.

Дину следовало быть "и здесь, и там", как знала мудрая Лиза, но он так и не заставил себя совместить семейный и глобальный долг, поделиться с близкими ответственностью и рисками – одно это намерение, с его точки зрения, выдавало в нем эгоистичного монстра, и без того отнявшего целый год у мира и любимых. Этот преступно счастливый год он сам вычеркнул из общей хронологии – вместе с другой, "нормальной" частью своего "Я". Вынес их за скобки универсума, в который уже вползал хтонический ужас. Будто последнюю шлюпку с пассажирами от "Титаника" оттолкнул.

Было счастье – и нет его. Приснилось.

Дальнейшее известно. Сверхценность свихнулась и предала, энтропия все смешала и залила грязью, истребляющей в душах человечность, и путь очищения привел, ессно, в рептильную зону психики - чистилище, где среди агрессивных инстинктов обнаружился, как ни странно, все тот же инстинкт семейственности, включенный в фундамент бытия необходимым спасительным элементом для заблудших в монструозности человеков. Но ему все еще нет работы в большом мире демиурга. Хотя уже есть дело для рыжей творческой энергии и солнечной, ответственной детскости. Гарт ведь, по сути, тот самый менеджер из 4.17, только без подтяжек и пробора.  

Тестирование реальности, характерное для процесса скорби, является не только средством возобновле­ний связи с внешним миром, но и средством воссоздания разру­шенного мира.

Дин-универсум продолжает медленное, вдумчивое самоформатирование – с осмыслением каждой своей ипостаси и установлением для нее четкого места в картине мира. Это "невротический", то бишь здоровый МО – четкая дифференциация психических компонентов и сознательная организация их в слаженно работающую единую систему. Ему, как обычно, противостоит нарастающая психическая диффузия Сэма, естественно, отражающаяся и в мироздании. Структурные зоны вместо нормальной дипломатии прорастают друг в друга какими-то подпольными ходами и перебежчиками, проприум и сверхценность блуждают в царстве Ид, жнецы подались во фрилансеры, что совсем уж ни в какие ворота, и прочая.

Но чего и было ждать?

Постапокалиптические годы младшенький провел вроде и в гуще событий, а на деле - в своем темном мирке, в кустах и при свечах, пытаясь собрать из фрагментов себя какой-то смысл. Имя мирку – все та же шизофреническая Клетка, которую Сэм, как улитка, возит с собой из Лоуренса во Флагстафф, Стэнфод, Ильчестер, Детройт, снова Лоуренс и так далее. Ее местонахождение и интерьер показаны в нуар-сезонах. Ничего особенного: обильные глюки, жгучее самоощущение лузера, потеря связи с реальностью, слабоумие - и Враг-Враг-Враг, исказивший-извративший все песни, все детские сказки, все светлые замыслы и невинные диагнозы пациента.

Защитная функция экстраекции, блокирующей шизопорождающее посла­ние, проявляется в том, что она является противовесом неразрешимой жиз­ненно-коммуникативной задаче (...) экстраекция в большей степени позволяет субъек­ту сохранно существовать в некоем законченном мире, пусть и психоти­ческом. Недаром говорят о "галлюцинаторном рае", которого, по словам Блейлера, может достичь только талантливый шизофреник.

Даже если Сэм шизофренически бесталанен (что вряд ли), его Ад – явно не классический пыточный Ад; уж скорее он напоминает вечный покой под зацветающими вишнями – покой, даруемый убежденностью пациента, что его двуязыкий спутник – нечто внешнее, чуждое и ни в коем случае не сам пациент. Как бы то ни было, в конечном итоге Клетка – всего лишь палата в психушке. А психушка - болезная головушка, где заперт ее какбэ владелец со своим любезным духовным братом.

И она остается таковой даже без Глютика.

 При всех больших и малых загибах сэмовой психики за период "после Чака", негативная, дефицитарная симптоматика стала перевешивать продуктивную. Личностная некомплектность бросается в глаза паче эффектных аффектов. Отпадение души, ее возвращение и даже пересадка больного Сверх-Эго Сэма в диново (тоже не шибко здоровое, но на иной манер) к радикальному улучшению состояния не привели, возымев разве что косметические последствия. Если на ранних стадиях болезни в бескрайнем внутреннем Эго-пространстве пациента возникали хотя бы персонификации, что сигнализировало о какой-никакой когнитивной деятельности, попытках дифференциации явлений во внутреннем Аду и пр., то после экстракции милого дьявола осталось лишь размытое Эго-облако, способное родить как максимум собаку с Амелией. Чужой пес, сбитый чужой машиной, и чужая жена в чужой рубашке, - то, чего он "никогда не имел", взамен "своего собственного". Говорят, "перегоревший" психопат может стать очень приличным, дивно тихим членом социума. И это был бы не худший вариант, кабы не деградация.

Темпоральное искажение на границе 7-8-го сезонов зеркально относительно предыдущего и уже позволяет говорить о том, что время, проживаемое братьями друг без друга, особо ценно и насыщенно для них, как бы они его ни проводили.

Зато немедля после того, как Кас переварил Глютика, в истории болезни возникло еще одно полномочное сэмово зеркальце – зубрилка Кевин с его подробнейшим бредом про дешифровку слова божия и собственную нужность всем-всем: людям, ангелам, демонам, левиафанам. Ненавидящий короля-Эго в буквальном смысле за мизинец, вбросивший мысль о закрытии Эго-зоны под дивно узнаваемым предлогом (только после этого-де все закончится и он вернется к нормальной жизни), легко перепархивающий от истеричных глюков самоуничтожения к холодному самодовольству великого стратега.

Параноидальная форма его шизофрении выражена даже четче, чем у Сэма. Правда, Дин относится к парню сочувственно: ведь дитя дитём. Хошь дурное, но дитя. В психически больном мире малец и не мог остаться здоровым.

Идея лоботомировать универсум к чертовой бабушке, отрезав шибко умный менеджмент от связи с другими зонами, не зря осмысляется Дином как суицид – жить в такой психической реальности он бы не смог. Но и в текущей – невыносимо, хоть он и привык, и советы по выживанию раздает – то Бенни, то Кевину. Терапевт устал и задумался о хирургическом вмешательстве. Вернуть человечество к исходной простоте, в которой яйцеголовые вроде Сэма с Кевином смогут в свое удовольствие грызть скрижали и архивы книжников, без искушений и потемнений, с женами, внуками и лысинами, а самому закономерно исчезнуть вместе со своим злодейским Эго, - это кажется достойной целью.

Разумеется, перспектива разборки с темной материей, которую Сэм не признает своим содержимым, возбудила больного и спровоцировала рецидив – аж до фебрильного психоза и вынужденной ледяной ванны. Снова-нездорово зазвучали старые песни об испорченной врагами чистоте, из-за чего священный Грааль не дается в руки светлому рыцарю, и о глубоком личном интересе в деле спасения мира; пошла задним числом редактура далекого детства со смешным образом верного Пансы на пердящем осле, и в общем с Кевином поле психотического резонанса соткался профессиональный читатель-партизан Метатрон с параллельной сверхценной (во всех смыслах) идеей: почему бы заодно с Адом не запереть и Небеса, раз инструкции у него в кармане? В этом виде делирий, как слишком мягко назвал его Дин, индуцировал и Каса, всегда готового к бредовым идеям исправления-искупления. На фоне же нынешней моральной размазанности непрощением Дина персеверация (в просторечье – синдром грабель) просто не могла не обостриться.

А его величество Эго, разумеется, не могло не озвереть. Демиург сам его демонизировал и сам же спустил на него свору психов, да еще и возглавил охоту. Хотя заботы по обустройству функционально целостного универсума у них общие, и враги – заоблачные сверхценности, нарциссичные детки и всепожирающие инстинкты – тоже. Оставшись в одиночестве против разнообразных, но равно смертельных угроз, король ударил в смысловой центр всей охотничьей экзистенции, в единственное оправдание патологическому существованию Винтов, развернутое перед ним как на ладони: что от них останется, если из мира вычеркнуть спасенных ими людей?

Когда-то давно, на заре 3-го сезона, Дин уже задавался похожим вопросом. Фергюс его заострил до предела, организовав садистское последнее свидание Сэма с его "упущенной возможностью". Злой издевкой звучат предсмертные похвалы Сары "повзрослевшему" Сэму, чья нетерпимость к чужой радости все так же удушлива.  Зато он наконец "знает, чего хочет": пройдя трехшаговый квест, вернуть себе украденную во младенчестве невинность. Это уже полный тупик в конце психического тоннеля, регресс, ведущий прямиком в добытийное небытие. Мама, роди меня обратно – костьми лягу, но протиснусь.

Тем временем невротическая враждебность демиурга к собственному Я, перенаправленная с неизлечимого пациента,  находит здравое средство разделаться с зоной Эго, по обыкновению, оформленное как откровение свыше, хотя логически угадываемое: чтобы закрыть внутренний Ад, надо – ну разумеется – вылечить обитающее в Аду Эго. (Немного горжусь своим маленьким Дином, которого идея обратного превращения демонов в людей осенила еще три года назад.) Тут, правда, можно опасаться множества потенциальных парадоксов  и – как бишь – побочных эффектов божьего оружия. Начиная с биографических смутностей исцеляемого, к тому же куда-то задевавшего душу. Состояние целителя тоже, вероятно, имеет значение. Одна только дезинфицирующая исповедь в исполнении Сэма, выходящего из себя при упоминании евангелия Чака, обещает быть замечательной.

В любом случае рассчитывать на то, что уже в следующем сезоне Дин обзаведется здоровым Эго, не приходится. Что таковым разживется Сэм – совсем из области фантастики. Ни клиффхангер, ни логика диагноза не обнадеживают.

Но имеет смысл подождать финала 8-го сезона, грядущего уже через 4 дня. После чего, видимо, мою концепцию ждут уточнения, дополнения и переосмысления. Как того и требует масштабная развертка в искусстве психической реальности, которая и в науке-то изучена, мягко говоря, не исчерпывающе.

Истина имеет структуру вымысла.

(Жак Лакан)

___________________________________________

*Курсивом выделены цитаты из книги В. П. Руднева "Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология".