5. Нам подарок!

Прослушать или скачать Focus Hocus Pocus бесплатно на Простоплеер

Нет, серия – не конфетка.

Серия – торт. Многоэтажный, сложносочиненный. Сложноначиненный. С птичками, бомбами и воздушными шариками внутри.

Кажется, должно было хватить всем. Даже Дину досталось вкусного. Особенно Дину.

Динофилам, оплакивающим его обиды, возможно, следует себя спросить: не свои ли, динофильские, обиды они оплакивают под видом диновых. Ибо Дина никто не может обидеть, если сам он себя не обижает. Он покрутился в креативной молодежной тусовке, узнал много нового, забавного и поучительного, отдохнул душой.

Это Сэм, бедняга, остался без сладкого. Трижды он тянул лапку к угощению, зажав в ней, как пригласительный, свое умиление и светлые воспоминания, и трижды обламывался о холодный железобетон профессионализма: дважды – динова и еще разок - Мейв. Он тоже хотел проникнуться масштабным детским фаном и кнопки на пульте понажимать. Он же в треклятые школьные годы не только футболом, но и звукорежиссурой увлекался. Он, в конце концов, глас фандома.

Но это актуально, когда сам фандом – за четвертой стеной, а нынче фанаты на сцене и свои песни своими голосами поют, да какими! И звуко-, и всяких прочих режиссеров без Сэма хватает. И даже самих Винчестеров, в аутентичных куртках и с федеральными ксивами, отчего исходникам пришлось срочно преобразиться в агентов Смитов-не-родственников.

И вообще, чтоб вернуться в детство, надо из него сперва вырасти.

Так что выдавили Сэмку из коллективного бурления, и пошел он, солнцем палимый, заниматься ботаникой: цветочек опознавать, колья вострить, с разновозрастным дамским трюмо из школьного подвала разбираться. Кто там у него засел: глубоко древняя, но красноречивая богиня семейной героики, да спивающаяся разведенка – тонкий знаток драмы, жизни и правды, да Очень Правильная Школьница, не терпящая диктатуры?

Теневые аспекты триумвирата Автор-Режиссер-Актер.

Сэму пора бы привыкнуть к обществу своих теней. Куда непривычнее самому быть длинной Тенью, которую самовлюбленная фанатка отбрасывает в свете мета-софитов, а ходячий чурбан aka ипостась музы вообще выдворяет со сцены. Бо мешает.

Герой должен быть один. Чтоб зритель ничего не перепутал. Пусть Тени делают свою работу где-нибудь глубоко внизу, по очереди защищая объект и то, что объекту в данный момент дорого.

А Дину было хорошо. Взаправду хорошо, с самого начала серии, и это просто праздник какой-то. Он настолько в порядке, насколько это возможно в его ненормальном мире. Отдых таки удался. Детка сверкает и снаружи и, что важно, внутри; песня – правда, не рок, но тоже почтенная классика; Сэм поутру вываливается из юбилейного номера мотеля (немаленький, однако, мотель), а Дин ему – хей, а Сэм ему – кофе.

А классик Лайтфут – тут же тихонько, фоном: "Порой я думаю – это стыдно, что я в порядке и не чувствую боли".

Стыдно, не стыдно, но скучно. Не в смысле соблазнительной зажигалки в кармане или, там, Метки в рукаве, а в смысле братского мотельного райка на двоих. На стены да на Сэма пялиться - явно не динов идеал вечности.  А на земле длится тишина, локально нарушенная Ташей, и всех ужасов за неделю – только пропавшая по пути к своей машине училка. Не факт, что работа. Не факт, что не работа. Зато повод - прокатиться, проветриться, живых людей повидать.

В общем, ноосфера позвала настоятельно и безальтернативно. Дин не знал, куда ехал, но приехал он правильно – в компанию цивильного молодняка, в меру глупого, в меру буйного, не бесталанного и небезнадежного, где среди прочих и сэмоподобия в достатке водятся и тоже нуждаются в защите от их, пардон, муз, то бишь чучел родом из детства.

Только Сэм с его отменным знанием брата мог принять динкино свирепое фырканье в адрес дурацких развлекух за выражение его истинных чувств. Он драмкружки и мюзиклы с детства обожал, а неотесанный старшой, видимо, из зависти к младшему их презирал, хотя в прадедушке всея мюзиклов "Оклахоме" сам Хью Джекман играть не брезговал.

На деле Дин за театральной карьерой брата следил внимательно и пулитцеровский "Наш городок", между прочим, оценил, предмета же для зависти попросту не видел. Сэмми, чай, не Джекман, он за пультом сидел.

Беззлобно эдак проброшено – будто братский подзатыльник мимоходом.

Из этой капельной прелюдии и проросли дальнейшие винтовские реакции. Как бишь звучит классическая дилемма – любить себя в искусстве или искусство в себе.

Сперва-то, конечно, Винты испытали лехкий шок, узрев свою священную семейную историю в виде мюзикла. Однако и они, чай, не впервой с фанатами сталкиваются, и Джизус Крайст, как известно, давно суперстар, сэр Эндрю Флойд не зря Дину на ум пришел. Права каждого вольно интерпретировать что угодно священны не менее, а гораздо более, чем морально устаревшая приватность. Тем более что Автор, по общему мнению, умер.

Поэтому Дин атаковал художественную часть, начиная с жанра и стилистики.

Во-первых, в Суперах не поют. Караоке не в счет.  Во-вторых, если – если! – вдруг и запоют, так уважаемый рок, а не попсу какую-то.

Мейв и Мари лихо отбили наезд: во-первых, уже поют, таково авторское, ой, пардон, интерпретаторское видение; во вторых, поют в том числе и кое-что из "Канзаса", и Сэм, позволивший себе хмыкнуть, получил согласный вопль с двух сторон: классика же!

Собственно, он уже тогда мог бы отправляться в подвал - Дин временно обрел новую братишку Саманту, гения, диктатора и моторчик фабульного кипеша, которую, ежели организовать ей хорошую командную поддержку, иной раз можно даже сподвигнуть на что-то путное. Он довел Сэма до заикания демонстративной своей  невосторженностью – и тут же, едва отделавшись от неродственника, с интересом принялся изучать фанатское закулисье. В предыдущие встречи с поклонниками Чака ему было глубоко не до того.

Сэм, у которого размах постановки отбил всякую критичность, понадеялся найти родную душу в Мейв. Она казалась тихой и покладистой, делая титаническую работу так, чтоб никто этой работы не заметил. Под ее ровной флегмой крылась бойцовая готовность к любому нежданчику, и не только к выходу на сцену в весьма органичной для нее роли шерифа Милз. Техкоманда слушалась негромкого голоска Мейв беспрекословно. Свет и тени, страшные и прочие звуки, грим и костюмы, движение кулис – вся материализация фанфика Мари была в ее ведении. По сути, именно Мейв творила бутафорскую сверхъестественность и управляла ею - и все-таки хотела верить в настоящую реальность мистических сил. Когда же ее опасное желание сбылось, она, умница, способная на вопросы типа: "Как убить идею?", распоряжалась в грянувшем Зазеркалье внешне спокойно, мгновенно и точно, как у себя дома.

Имя у нее редкое, что необычно для наших исписавшихся авторов. Как и Шивон, причем оба имени – ирландские. Знаменитая тезка Мейв, звезда древнего эпоса, дочь короля, вертевшая героями как хотела, была воплощением власти, само ее имя означало – "опьяняющая": богиня, подносившая героям напиток могущества, точнее, по факту, - себя.  

Что-то есть в подруге Мари эдакое, несгибаемо королевское. И не только. Она могла своей властью поменять сцены и вообще закончить спектакль в любой момент любым способом. Именно она по завершении квеста обрубила одиозный второй акт, мягко отослав всех четверых героев нафик, пока вопросы к ним не созрели. 

Но Мейв не злоупотребляла. У нее в этом проекте не было ничего своего, если она и имела некое "свое видение", то в работе оно не отражалось. Она просто держала на своих хрупких плечиках мир Мари и с минуты на минуту ждала явления издателя, который вознесет ее талантливую подругу на вершины заслуженного успеха.

Еще одно сэмме с его неуместными мемуарами Мейв тащить на себе не собиралась и невежливо отчалила, велев ничего не трогать. Сэм все же поиграл светотенью, сбил актеров с ритма, пришлось извиняться.

В хозяйстве Мейв не к чему придраться и нечего исправлять.

А Дин по пути в кабинет пропавшей миссис Чандлер увлеченно щупал реквизит и спрашивал, где добыли, разводил персонажей на подобающую дистанцию, вникал в концепцию и усваивал новые термины – фандомного генеза, в каноне не встречающиеся.

Про "подтекст" он уже знал, а вот сэмулет, Дестиэль, самоотверженный Сэм, БМ-сцена…

Болезни Медвежьей сцена? – уточнял Дин, приводя авторессу в ужас: нет, конечно же, Братской Мелодрамы сцена! Это когда мальчики одиноки, но вместе, и детка, пиво, излияния чувств, сила их общей боли…

В общем, все правильно Дин угадал. Эмо-дефекация на нервной почве умиляла фанатеющих школьниц чрезвычайно, а извергаемые отходы жизнедеятельности почитались ими за единственную реальность винчестерской жизни.

Анальная стадия детектед. Тоже необходимая фаза развития, главное, чтоб не затягивалась.

В кабинете из опасных предметов были только портрет немолодого Гамлета с бедным рогатым Йориком, взвод початых бутылок и белое ведро с лампочками – верный признак близкой космооперы. Космическая тема, в каноне представленная "инопланетянами" Габриэля и короля Оберона, нежно любима детьми научно-технического века, так почему бы не совместить. До боли знакомая апология была у Мари наготове: неправильно Чак лебединую песню спел, оставив Дина с Лизой, а Сэма - без Дина, вот и пришлось историю доработать, по ходу исправив и улучшив. Как ей казалось.

Дин махнул рукой и, справедливо сочтя фантазию школьницы убогонькой, отсыпал ядреной мистики из настоящих сверхъестественных закромов, правда, совсем-совсем неизданной, всего лишь прожитой. Излагал Дин, что важно, без боли и мук душевных, зато с некоторой скромной гордостью: дескать, и мы могем. Дорабатывать-то.

Оценить качество опуса по этому очень неполному арочному списку затруднился бы любой нормальный человек, но не фандом в лице Мари. Ни черта не понятно, а значит, ужасно бездарное барахло, даже вникать незачем. Любому правоверному фану и так ясно: канон закончился на кладбище Сталл, в художественном и всяком ином смысле роботы куда круче бездушного Сэма, как и ниндзя с тентаклями – левиафанов, а превращение Дина в женщину гораздо концептуальней, чем в рыцаря Ада. Скромница Мари готова допустить, что ее опус - не образцовый, хотя несомненно заслуживает издания, но вот ужо подкинет она агенту Смиту пару линков на жемчужины фанфикшна – он живо научится отличать мусор от сокровищ.

Зачетная выжимка фанатских мнений о пост-Чаковом СПН, в котором катастрофически снизилось количество и качество БМ, а Сэм принялся сбивать собак вместо петь аллилуйю своему идеальному брату. Он, правда, ее и раньше не пел, но поклонники хоть верили, что где-то глубоко в его эмпатичной душе она таки звучит. В эти трудные для фанатов годы один фанон им надежда и опора и утешение в скорбях, за что и ходит в априорных шедеврах.

Дин все понял, мимолетно огорчился и вникать перестал, отвлекшись на неведомого зверя Дестиэля, явленного ему в фаноничнейшей форме девчачьих обнимашек-ладушек под сценой. Миловались, правда, даже не "Дин" и "Кас" по версии Мари, а всего лишь актрисы – подруги по жизни. В мюзикле зверь проходил все тем же подтекстом.

Презанятный предмет - подтекст. Ежели, к примеру, написать это слово по-английски и выкинуть из него лишние буквы, останется как раз то, что надо. С-е-кс останется.

Тут Дин не стерпел и, поправ собственные запреты, посмотрел нам в глаза сквозь объектив. И было в том взгляде все, что не высказывалось ни им, ни даже весселем евойным.

А что тут выскажешь. Кидз же. Дин любит детей, но их гормональная активность, брызжущая всюду, куда дотянется, порой так утомляет.

Зато Сэму идея Дестиэля – сюрприз! – пришлась по вкусу, и он принялся шипперить пернатого на все лады, не забывая и себя. Почему нет, это ведь была не его проблема. Еще раз, с ударением: не его. Дина тема сквикала, он тихо свирепел и предлагал брату умолкнуть навеки, а по-настоящему  расстраивался оттого, что дела для них здесь не оказалось. Значит, назад в братский рай, где совсем ничего нового даже по форме, не говоря о содержании. Тут, пожалуй, и роботам обрадуешься.

Но юбилейная ноосфера бдила: новый бунт в команде, новая пропажа, агенты Смиты снова востребованы. Акт второй.

Кстати, о команде. На сей раз, копнув фандом так глубоко, как никогда прежде, творцы извлекли на сцену в числе прочего и его неоднородность, вплоть до холиваров. Вместо равноэпичной любви к тексту Чака участники мюзикла мотивировались кто в лес, кто по дрова.

Мари и Мейв, понятно, всесторонне зеркалили Винтов, тут не дают ошибиться их значительные переглядки, распределение ролей в дуэте, индивидуальные цели и стиль работы и т. д. Хотя, конечно, в какой-то степени девочки – Винты-несбывшиеся, и беретик Мари - неслучайный привет "Рашмору".

"Мама Мэри", кажется, попала в каст не глядя – она рассчитывала на хоррор типа "Злого". "Кас"-Кристин влюблена в "подтекст" и в партнершу примерно поровну,  а та и вовсе зарабатывает актерством рекомендацию в колледж, не более. Впрочем, спокойная, рассудительная Шивон трудится добросовестно и без каноничного динкиного надрыва, чем весьма напоминает нынешнего аутентичного Дина. Тьфу-тьфу, шоб не сглазить.

Ее-то Мари и невзлюбила. Оно понятно, все тексты с подтекстами на ее персонаже висят, а Шивон сэмулет на репетициях не носит – сия братская любовь, видите ли, все норовит ей по зубам врезать, - и вообще преступно равнодушна к семейной, тьфу ты, творческой идефикс. Шивон, в свою очередь, говорила грустно о Мари, будто о Джоне - "Она никогда не останавливается".

Однако не "Дин" ушла из команды под лозунгом: "Пусть другие терпят твою диктатурку!" - а "Сэм", то есть Мэг…ги. Этой девушке вообще все не нравилось, и что неканон, и что не "Изгои", и что режиссер ее не слушается. Осталось тайной, почему она свалила аж перед премьерой, но прикрыть лавочку завтра же пообещала. Как и миссис Чандлер, явно не дружившая с метафорами.

За то обе и попали под санкцию музы и были исхищены ветвистым пнем. Мэгги - прямо на глазах режиссера.

Вообще-то этой ипостаси самое место в подвале – в нужный момент бить музу по башке каким-нибудь эпосом потяжелее.

Так что Мари переживала не о Мэгги, а о том, что стала объектом насмешек. И позже ее мысли все крутились вокруг ее собственной участи, ее вины в случившемся, ее страхов, ее образа в ее же глазах. Без бодрящей дозы самолюбования она, пожалуй, не смогла бы героически выйти на сцену.

Смиты свершили неудачный каминг-аут, насмешив девчонок претензией на роли вечнозеленых Винчестеров. Мари, как специалист, разъяснила разницу меж реалом и фикцией, а сердобольная Мейв попыталась все же пристроить стареньких федералов в упоительном суперверсуме, где-то между Бобби и Руфусом, за что удостоилась от Дина звания Мисс Солнечный Лучик. Сошлись на том, чтоб считать Смитов агентами по нечисти.

Следствие вели вчетвером. Казнили реквизит, заподозренный в тульпизме. Чем-то этот мешок соломы с разноцветными глазами-пуговицами смахивал на клоуна. Но Мейв сопереживала подруге, свято веря, что сей детский символ детской же травмы и впрямь ужасен. Для Мари, во всяком случае.

Как сказка о трех поросятах.

Сам сделал – сам боишься? Сам убей – полегчает. Нету лучше терапии, но Мари от нее отказалась, предоставив честь Смиту. Это, пожалуй, пик динкиной "униженности и оскорбленности". Все тот же Дин, который мечтал об игрушечной радуге, сыпал братцу перец в штаны и подкладывал под важного ангела неприличную подушку, заполучил минутку удовольствия. Охота-игра, без философии и кровищи, детишки, театр, смертоносная битва с соломенным чучелом – что может быть лучше? Пришли, увидели, вломили! Чего – не туда вломили? Ну-ка, Сэмми, повтори реплику, да Железного Арни в голос добавь!

Сэму было не до смеха. Он работал. Узнавал милую врагиню по цветочкам.

То таки была не Тульпа – идея, анимированная пылким воображением масс, - а целая муза героического эпоса Каллиопа собственною персоной. Она не требовала больших энергетических вложений. В отличие от многих опустившихся коллег по Олимпу, дама превосходно сохранилась: дело, которому она покровительствовала и которое ее питало, популярно и востребовано с античности до наших дней. Чай, не семейный очаг какой-то, а воспевание воинской доблести и жертвенности красивым слогом. Эту сожжением символа не уничтожишь, она любую символику переживет. Идеи, пожирающие людей, ей вроде сценического гардероба – в какую захочет, в ту и нарядится, и попользует, и автором идеи закусит. Но до поры, конечно, автор и его детище будут под ее защитой. До обнародования. И горе тому, кто покусится.

А потом, ясен пень, автор должен умереть.

Или же грохнуть свою музу раньше. Одно из двух.

То есть, поняла Мейв, их враг – не частные страхи-пугала, а одушевляющая их бессмертная архаика. То есть, понял Дин, вредную эллинку придется ловить на живца. Без вариантов.

То есть, поняла Мари, даже отмена спектакля, недоброжелателям на радость, не поможет: с кошмаром собственного производства придется-таки встретиться лицом к, условно говоря, лицу, – и запаниковала. Мейв тихо обмерла от грозящей подруге опасности и ощутила горький вкус неизбежной потери. А Сэм убег за оружием, оставив Дина разбираться с испуганными детьми, их идеями, текстами и подтекстами.

Тут Дин и выдал возмутительную, с колокольни канонистов, крамолу - в тот самый момент, когда на Мари снизошла первая часть осознания и просветления: она сама своей чушью ужасы накликала. Стоило поддержать этот, увы, справедливый вывод,  – и она бы наверняка раскаялась в содеянном и уползла в кусты, собирать по кускам разбитое душевное равновесие, а ее косяки приберите уж, пожалуйста, как-нибудь сами…

Ага.

Нет, юные леди и джентльмены, отвечать за базар надо учиться смолоду.

Это, во-первых, не чушь, твердо сказал Дин, но "во-вторых" так и не последовало: вмешалась въедливая Мейв и уточнила позицию рецензента. Повелев Мари верить в ее "видение" изо всех сил, сам-то он, понятно, верить не мог от слова "совсем", уж простите, - Дин не просто знает канон, он и есть канон. Которому, строго говоря, чьи бы то ни было фантазии навредить неспособны. Разве что чужое пугало его по сцене пошвыряет или непонимание огорчит, но это дело житейское.  

Не то – цивильные поклонники, окруженные этими самыми фантазиями: они рискуют в любой момент лишиться скальпа за неосторожное слово.

Таково фундаментальное отличие фанона от канона.

Можно не верить в канон и не любить его, костерить последними словами происходящее в нем и его создателей, "трансформировать" и "улучшать" его как угодно, оставляя от исходника рожки да ножки, - это безопасно, никто не станет карать нечестивцев.  

Но если ты не любишь фанфик и его автора, берегись: ужо придет чучело из детских грез фикрайтера и забанит тебя. А потом и самого фикрайтера. По справедливости. И оригинальных героев постарается, чтоб не мешали наслаждаться персональным "Сверхъестественным", кое, как давно известно, у каждого свое.

И чучело-то не виновато, это все муза, сбитая с толку чудовищной эклектикой. Когда над имманентными ее древнему жанру свойствами (смерть-воскрешение, месть-искупление) циркулирует, будто привет от давно покойной Весты, аромат семейного пафоса, особенно отчетливый в Мариверсии, надо же разобраться: приятная ли музычка его навевает, или, может, близость самого источника. Не принимай на свой счет, Сэм, тебя с братом как раз надобно вычеркнуть, чтоб понять, что останется.

Дин предпочитал вычеркнуть музу. Но сперва ее надо выманить, надавать ей по рогам и спасти тех, на кого она взъелась. Значит, шоу должно продолжаться. Как спец по вере и ее тесной связи с монстрами, своей властью над сценариями Дин разрешал и предписывал Мари и всей команде сегодня верить в ее – только ее – "Сверхъестественное". Неканон концентрированный, инкапсулированный, со всеми его нелепостями и "подтекстами", волей Дина теперь - часть канона. Завернутая в оболочку школьного мюзикла и крупно надписанная: "Не верю! Дин В."

Эдакий фансервис для богической фанатки и варнинг имеющим глаза и уши.

Удивленная Кристин радостно кивала, Шивон спокойно принимала новую вводную к сведению, Мари же вдохновлялась самым надежным способом: отождествляясь с "Сэмом" собственной версии. Милым, храбрым, самоотверженным, ни перед чем не отступающим.

Особенно когда отступать неохота или попросту некуда.

Дин кисло поддержал панегирик. Для него неизменный сэмофильский уклон правоверного эпиклаверства, даже не запятнанного графическим винцестом а ля Бекки Розен, был в новинку. Теперь и он в курсе, что эпиклав по сути своей – просто фандомная компенсация каноничного неравенства братских чувств.

Конечно, и тут не без приватных тараканов. Бекки млела от Сэма. Мари млеет, строго говоря, от себя. Бекки, уяснив реальность Винтов, на Дина едва взглянула, но немедля принялась щупать Сэма, а затем и женить его на себе. Мари до Сэма дела не было вообще – и взаимно, - а Дину она, умная девочка, вручила напоминалку, шоб не смел забывать братика комфортить, придурок.

Впрочем, это она, безусловно, любя.

Многое, очень многое знают творцы об уважаемой аудитории. И фанонную раскладку Винтов по мастям, отчего "Дин" нынче был блондином с золотинкой, а "Сэм" носил на голове смоляной сноп – наследство "Темного дитяти", год назад исполненного, конечно, Мари. И раскрутку обстоятельного Дестиэля из пятилетней давности солдатского стояния Каськи на ночной дороге. И общую нелюбовь героев и зрителей к мета-эпизодам.  Все любят и чтут Чака, правда-правда, но лучше б он не появлялся в своей истории, это как-то неловко и его творениям, и "трансформаторам" его творений, хоть и по разным причинам.

Чак Великолепный, правда, фиг кого слушает. Нагрянет к юбилею в какбэ покинутое здание, улыбнется загадошно, скажет: "Неплохо", - и гадай потом, о чем это он.

Затем же май гад и творит, чтоб гадали.

Мюзикл, даже в очень фрагментарном виде, неотразим. Композиторы, либреттист, очаровательные вокалистки и декораторы попахали на славу. Дин безмятежно отбивал головой ритм лирических куплетов о сгоревшей маме и проклятом братике, аж Мейв удивилась. Он уж накатарсился, а девчачью ахинею никак с собой не соотносил. Условность искусства Дин всегда хорошо сознавал, даже оплакивая смерть Ринальдо, а тут - какая, в Каллиопу, трагедь, если мюзикл.

Веселья поубавилось, когда чурбан увлек в даль несветлую Сэма. Динова персона возвышенную музу, видать, не заинтересовала, были тут объекты аппетитнее. Обычное дело. Пока "Сэм" пел прелестную оду скупой мужской слезе Дина-праведника, а заодно и своим образцовым братским чувствам, сам Дин бегал по закулисью, ища Сэма или музу евойную, а Сэм сидел в подвале в маленькой такой компании и убалтывал Каллиопу подождать с планами злостными хоть до второго акта. Но богине, в целом очарованной музыкальным эпосом, категорически не зашла лабуда с роботами и тентаклями, а у Галахада нашего отношения с доблестью давно сложные: то пустой доспех его за горло подержит, то сама Каллиопа придушит.

Еще обычное дело: все службы обеспечения работали в тот момент на сэмоцентричную группу 3+1, давая ей возможность собраться и синхронизироваться, обеспечить Сэму свободу действий и утерянный кол, а его сценическому двойнику – бесполезный, но эффектный удар. Мейв крепко держала контроль, храня команду от хаоса. Шивон храбро сочувствовала папе Джону, пока за ее спиной шумно рушилась Мариверсия, и голос ее не дрогнул. Дин летал туда-сюда в глубине сцены, отвлекая пугало от Мари.

А потом р-раз – и они победили, спасли полспектакля, всех трех Сэмов и остальной статус кво, и сорвали овации, и Дин вытолкнул "Сэмми" на поклон, оставшись позади, как позже Мейв толкнула подружку к Автору. Побочный эффект - залили зрителей по уши какой-то дрянью. Тут ничего не попишешь: ткни иной фандомный продукт, с виду крепкий, палочкой – из него и польется. А не ткнуть тож нельзя, он опасный, продукт-то.

Авторы, однако, разложили под креслами дождевые накидки, и первым пришел в восторг тот единственный зритель, который внял предупреждению. Остальные, впрочем, тоже приняли грязевой душ как должное.

Прощания, ессно, были разные. Мейв Сэма поблагодарила и сделала комплимент. То был единственный раз, когда непроницаемая владычица кулис намекнула на "свое видение". Сэм в ответ трижды вежливо что-то пустенькое промычал и обиделся. Знала бы Мейв, сколько ему всего нужно отрезать, чтоб стать хоть наполовину Дином. Для второй половины столь же многое пришлось бы отрастить.

Дин с "Сэмми" поболтали куда содержательней. У него, вишь, в последнее время хобби такое – чужими глазами на мир и себя смотреть. Собачьими, чертячьими, девчачьими. Весьма познавательно, между прочим. Не про себя, так про других новое подметишь. А шекспир пусть пишет есчо, пусть. Отличный способ подманивать нечисть, подлежащую истреблению. И потом, "Сэм" по версии Мари, кажется, таки неплохой парень. Даже жаль, что придуманный. Но и то хорошо, что Мари равняется именно на этого, придуманного. Глядишь, и вырастет не-Сэмом. Хотя задатки, конечно, не обнадеживают.

А Мари в ответ признала Дина Дином, и он даже открыл ей страшную тайну: священный сэмулет никогда не работал. За него, вы будете смеяться, работал Дин. Но ему все равно всучили уродливую самопальную копию той навеки сгинувшей подвески, столь ценимой зрительскими массами.

  На сей раз Дин пожалел свои зубы и подвесил уродца в Импале меж пассажиром и водителем. Равноэпично. Пусть и Сэм иногда на склерозник взглядывает, вдруг поможет.

Винты задержались послушать обещанный "канзасский" кавер. Сэм, тоже утомленный тихим мотельным счастьем, завел было заученную мантру про назад-на-дорогу и вместе-против-целого-мира и чуть не подпрыгнул, когда она зазвучала сама собой.  БМ-сцена, небрежно пояснил просвещенный Дин. И усмехнулся тихонько, пока Сэм умилялся такими правильными словами.   

А кавер – ну что кавер. Песня хорошая, обработка жалостливая. Детки тоже хорошие, свеженькие, пока еще верящие в идеалы.

Прав Чак. Неплохо.