9.08: Вестальская история

Трагедия не в том, что ты один, а в том, что ты не можешь быть один.

(Альбер Камю)

Серия про огонь – к Хануке, наверное.

Про шерифа Джоди Милз, спасенную из лап Кроули и спасающую всех, ибо монстр этой недели окопался – во всех смыслах – на ее территории.

Про монстра, прелюбопытного и актуального весьма.

Опять - про причуды веры. Кощунники-творцы никак не уймутся.

Немного про секс - джаст фофан, само собой.

А еще – про мертвого Сэма и редкостно, прям до неприличия живого Дина.

В бункере весело, аки в склепе. Сэм больше не приносит Дину завтраки с пробежек, он и собственный-то завтрак не может доесть, не заснув рядом с миской. Куда только подевались эйфория и бодрость начального этапа лечения. Или то была эйфория Зика, обретшего некое подобие безопасного дома, семьи, друзей? Нынче у Сэма, как в песне "у любви у нашей села батарейка". И заряжаться не хочет. Кевин, наоборот, перезаряжен, не спит сутками и в местах общего пользования не появляется. Наверное, потому, что выглядит он даже хуже Сэма, по мнению Дина, завершившего утренний обход  своей маленькой больнички. Есть еще король в застенке, который, может быть, все-таки соврал насчет необратимости метикова заклятия, надеется разбуженный и отчаянно зевающий Сэм. Дина одолевает скепсис: чего в этом мире стоит надежда? Одно хорошо: что Сэм заразил величество кровяной наркоманией; этим можно будет воспользоваться.

Но Фергюс пока не просил дозы, зато недодушенная его заклятием Джоди попросила помощи. Небольшой городок в Су-Фоллской области, четверо похищенных и один свидетель – бомж Слим с бредовым рассказом о поднятом в воздух джипе и синем огне, - это, кажется, по охотничьей части. То есть, конечно, не будь шериф Милз знакома с темной стороной бытия – скорее всего, отправила бы Слима в "дурку". Но шериф Милз повидала многое и многих - зомбей, левиафанов, бога Времени, короля демонов. А еще она знавала одного старого алкоголика и его странных друзей…

Джоди больше не ходит на свидания "вслепую". Теперь она ходит в церковь Доброй веры. Дину это странно: ведь она своими глазами видела, что делает зло с добром. Шерифу и самой странно. Чего вдруг ее потянуло в мистику? Джоди пытается объяснить, прежде всего себе: убедившись в существовании злых сверхсил, так хочется верить в уравновешивающее их сверхдобро. Позже она продолжит объяснять Сэму, хоть тот ее и не спросит. После всех потерь и обманутых надежд ей нужен какой-то смысл. Или чувство защищенности. Или, быть может, просто утешение. Просто немного душевного комфорта. Это Сэму понятно, он сам в поисках комфорта. Тогда удивится уже Джоди. Ведь у Сэма он есть по определению. Потому что у него есть Дин. Есть семья.

И тогда Сэм поглядит на нее непонимающе, а затем с досадой уставится в монитор.  Нет, они явно ищут не одно и то же.

Но церковь Доброй веры, возглавляемая молодой, большеглазой, с точеным личиком Бонни Фучко, предоставляла разные утешения. Здесь можно было просто молиться, а можно войти в тесный кружок аскетов, изнурявших себя половым воздержанием. "Абстиненция нас очищает", считали они. В АНО состояла вся пропавшая четверка: пастор Фред, собиравшиеся пожениться Барб и Нил и добросердечная официантка Хонор, подкармливавшая Слима остатками мясных рулетов.

Туда же попросился Сэм – сугубо в интересах дела, разумеется: разузнать об очищенцах побольше. Дину концепция сразу не понравилась, но, возможно, здесь и впрямь водились девственные особы, что в сочетании с синим огнем могло указывать на драконов. А демократичность здешней аскезы, приравниваемой к перерождению, повергла его в тихий восторг. Росчерк пера под "Обетом чистоты" соответствовал христианскому крещению: сим весь былой блуд аннулировался яко не бывший, и взрослый, умный, честный с самим собой добровер гордо нес свое девство второй свежести к свадебному ложу, заодно и стяжая ореол праведника в глазах Того, Кто Наверху.

Дин, точно знавший, кто нынче наверху, взвеселился и назадавал милой Бонни ехидных вопросов, отчего та заметно разнервничалась и долго таращилась на него огромными глазищами, похоже, подозревая подвох. Правильно, между прочим, подозревала. Щадить глупейшие предубеждения неофит не подписывался.

Когда разнокалиберные АНО-леди, делившиеся интимными переживаниями на манер анонов-алкоголиков, пожелали узнать, что привело новичков в их отдел очистки, Сэм честно пожаловался: женщины, с которыми он, э, имел, ну, отношения, кончили они, то есть оно, в общем, нехорошо кончилось. Так что теперь он лучше пребудет сильным и чистым, как желают друг другу абстиненты.

Дин, шагнувший на стезю добродетели без столь весомых оснований, принялся искать их тут же, на месте, вслух. Дело было нелегкое, ибо секс, как он без обиняков заявил слушательницам, - это здорово. Нездорово, что ему предшествует выпивка, а паче того - что за ним следует адиос. В диновой жизни только так и бывает, и как же его задолбал этот вечный адиос. Однако Дин решительно отсек собственные бытийные проблемы от ни в чем не повинного естественного процесса, основные этапы которого вкратце и максимально пристойно описал. Сей акт самоочищения слегка деморализовал аудиторию – она задышала, заерзала и при небольшом нажиме, наверное, не отказалась бы от оргии.

Далее исследовательские пути братьев разошлись. Дин ушел защищать от похитителей очаровательную Сюзи, которую уже где-то видел и которая, не понаслышке зная тяготы целомудрия, вызвалась снабдить новичка очень полезными книгами и личной консультацией. Сэм не верил, что брату обломится: соблазнять училку воздержания – как-то слишком сложно, он обычно предпочитал, чтоб соблазняли его. Сам он погрузился в сложный мир девичьих интриг, доброверских сплетен и коварных махинаций с благотворительным печеньем, и напрасно Дин многозначительно желал ему удачи - здоровья для. Не с его батарейками. Он, в отличие от некоторых кобелей, сюда работать приехал.

Кроме того, он же решил быть сильным и чистым. Кажется, еще до подписания обета.

С девичника довольный Сэм принес сплетню о грязных утехах пастора Фреда и добрячки Хонор, которой благоволили бомж Слим и Бонни Фучко. Праведная поэтесса Тамми, писавшая многозначительные стихи про секс-ракетку и бога-мячик, милосердно желала сопернице гореть в аду по совокупности грехов.  У Джоди была схожая инфа о Барб и Ниле, не дотерпевших до брачной ночи; впрочем, как рассказала шерифу мать невесты, Нил полагал, что их грехопадение "не считается" ввиду прискорбно малой его продолжительности. Ну да, если быстренько и в темноте, то процесс скорби можно считать непрерывным. А если выпитая акушерка всего одна, то какое же это зло?

Монстр, похоже, был с Нилом не согласен. Значит, он охотился не на девственников, а наоборот, подытожила Джоди. Значит, не дракон, умозаключил Сэм, пополнив картину мира шерифа еще одним жутеньким штрихом.

Потом Сэм и Джоди, не сойдясь во взглядах на комфорт, в молчании ждали дядю, который придет и внесет ясность. Да и о чем им было говорить – Сэм же возродился в непорочности, а шериф Милз не давала обещаний, которых не могла сдержать. Оба не так чтоб парились на работе: он читал сайт АНО, она изучала драконов.

У Дина, как Сэм и пророчил, задуманное сперва не клеилось. Он уж и свечу в квартирке Сюзи возжег – да осеняет скромным огоньком хоть краткое, но все же единение человеков, - и связь с домогавшимся брата младшеньким отключил, наверное, впервые в жизни. Пущай его пока Зик хранит, зря, что ль, братнюю энергию жрет. Только наставница в целомудрии думала не об утехах. Она тревожилась о пропавших студентах – искренне, до слез, – и предложила Дину слиться не в постели, а в молитве. Потом нагрузила его увесистой стопкой обещанных душеполезных книг и ушла умывать заплаканные глаза. Тут-то Дин и вспомнил, где ее видел. Воспоминание хранилось в столе Сюзи – диски с великим порносериалом "Casa erotica", в котором снялся однажды архангел Габриэль, прежде чем отправиться на роковую братскую встречу. Там еще была сцена с венгерской колбасой и кольцами Всадников. Но, кажется, больше запала Дину в душу сцена с тако, сыгранная в другой серии Кармелитой, она же Сюзи.

От встречи с любимой звездой экрана Дин радостно занервничал, а Кармелита огорчилась и едва не расплакалась снова. Она сменила прежнюю жизнь, имя и место жительства и настойчиво штудировала скучные толстые книжки в попытке стать хорошей, но Дин ее разоблачил, и, конечно, теперь потребует другого консультанта по непорочности, и будет прав. Похоже, добрые люди доходчиво растолковали девушке, сколь она ужасна. Сюзи им поверила, назначила свою Кармелиту, дарительницу маленьких невинных радостей, скуделью порока и принялась истреблять ее в себе. А верный поклонник ее таланта, навидавшийся настоящих ужасов, возражал. Разве порнозвезда с душой чистой и милосердной – кошмар? Не, ребята, она – добрый сон; это ваша готовность бросить в нее камень со страху перед собственными желаниями - кошмарна.

Кинофанат в Дине ликовал и готов был удовольствоваться созерцанием грезы наяву да восторженным цитированием любимых реплик. Когда Сюзи, ободренная его неподдельным уважением, профессионально подхватила игру, Дин аж подобрался весь: стать партнером самой Кармелиты – мечта, конечно, но и большая ответственность. Впрочем, новоявленный un chico malo владел испанским в достаточном объеме,  чтобы вымолвить "Si" практически без акцента.

Андалузским соловьем заливалось фламенко за кадром, и свеча горела на столе.

Вскорости Сэм спохватился – часовая отлучка Дина и Сюзи в свете новых данных выглядела угрожающе. Вместе с Джоди они помчались к училке целибата и, конечно, опоздали: синепламенный монстр успел побрать еще одну грешную парочку аккурат перед надвигавшимся адиосом. Ждать дядю стало невозможно: у дяди случилась сбыча одной скромной мечты из старого списка, теперь команде следовало напрячь собственные мозги, чтобы его выручить. На самом деле Дин в этом не нуждался, но сего еще никто, и он тоже, не знал.

Очухались он и Сюзи в компании нарушителей обета. Недоставало только батюшки Фреда. Хонор еще застала любовника в живых, хоть и близкого к голодной смерти. Но умереть от голода ему все же не пришлось: монстр проголодался раньше и уволок первую жертву, подкоптив и деморализовав остальных. Барб и Нил, как телята, жались друг к другу и прятались за официанткой, у которой, несмотря на перепуг и вывихнутую ногу, хватило духу зажечь масляную лампу и встретить пополнение. Нил тоном мученика приветствовал вновь прибывших в Аду, сильно польстив небольшому и неглубокому подвалу, в котором имелись стол, кровать и даже мобильная связь. Правда, дырявая. Но подробной ценной информации у Дина все равно не было – главное, что Сэм услышал голос брата на фоне гудка поезда. Еще раз ура динкиной запасливости и внутренним карманам куртки, в которых не вредно держать второй телефон на подобный экстренный случай.

Все остальное сделала Джоди. То есть вообще – все. Нашла прогудевший поезд и заброшенную ферму среди южнодакотских пастбищ на пути его следования, вычислила монстра и способ его убить. Монстр оказался античной богиней, потому и рецепт против него был знакомый: деревянный кол, омоченный в невинной крови. Возродившийся в чистоте Сэм пытался вносить скромный вклад в общее дело. Например, великодушно предлагал для изготовления оружия свою внезапно-целомудренную кровь. Но шериф Милз, вопреки всем потрясениям и эпизодическому богоискательству, сохранила ясный рассудок и предпочла настоящий ингредиент, который опять же добыла сама, съездив по носу недотроге Тамми. Ей, понимаете ли, было некогда слушать вежливое блеяние Сэма о ритуалах и возмущенные тирады поэтессы о недопустимости язычества. Извиняться Джоди не стала. Может быть, она тоже по ходу дела воплотила свою маленькую мечту.

 

Настроение в маленьком подвальном коллективе царило подавленное. Сюзи размышляла о своей слабости и возможной господней каре за нее. Храбрая умница Хонор утешала наставницу, как та недавно – ее саму: бог простит. Нил был уверен, что все они умрут, но, исходя из практичной формулы: "Умри ты сегодня, а я завтра", обдумывал, как бы скормить официантку монстру вне очереди. Все равно она калека – ногу подвернула. Барб, пытавшаяся пить собственную кровь, еще не настолько свихнулась, чтобы поддержать жениха. Дин, безуспешно пободав крышку люка и послав-таки своей команде активирующий импульс, вносил ясность в бредовые умозаключения сокамерников. Бог за секс не карает и вообще ни при чем, авторитетно заявлял он. Наказуемы трусость и подлость, и вывихнутая совесть для жизни куда опаснее вывихнутой ноги, но на первый раз Нил получил предупреждение и приказ заткнуться. Хонор, несмотря на ужас положения, улыбнулась: есть-таки мужики на свете, а бог и правда ни при чем.

Потом сверху заорал и тут же заглох меньшой В., и Дин принялся вывинчивать из крышки люка болты - девчонки сообразили использовать вместо отвертки ножницы из аптечки. Что мешало Дину заняться этим раньше? Видимо, надежда, что Сэм и Зик справятся без него.

Но Сэм и Зик прилегли отдохнуть после нокаута, и справляться пришлось шерифу Милз. В одиночку, против собственной Доброй веры в лице милейшей Бонни Фучко, радикально сменившей имидж. В глазах юной проповедницы чистоты теперь горела древняя ненависть, и пальчик ее грозно пылал синевой. Нота бене: этот цвет, обычно символизировавший прохладу, покой, ясность и глубину, в текущем сезоне все чаще соединяется с противостоящей ему символикой огня. То ли гаснут старые угли, то ли в глубинах зарождается новое пламя, а может, и то, и другое, и еще что-то третье происходит в опять меняющемся мире.

Боги, боги мои, что сделал с вами хиппи из Бейт-Лехема, обещавший благодать любви всем и задаром? Разорил, пустил по миру, ославил чудовищами. И стало по слову его. Сущности, которые прежде упорядочивали земное бытие людей, вытесненные из сознания за ненадобностью, лишенные питательных респектов, разбрелись по теневым зонам, мимикрировали под новый миф, приспособились к грубой кровавой пище.  

Богиня Веста разделила участь коллег. Когда-то была она  женской ипостасью огня созидающего, ее круглые, как солнышки, очаги-алтари источали свет и тепло, на них возлагали мирные дары, готовили пищу, вокруг них объединялись люди – в семью, общину, государство. Эллины испрашивали ее благословения каждому новому дому, брачному союзу, родившемуся человечку. Римские элиты соперничали за право отдать своих дочерей на службу Весте, ибо пока горел ее священный огонь – стояла империя. И пока ее жрицы, воплощая свою госпожу на земле, хранили чистоту душевную и телесную, наградой за отказ от обыденных радостей были им всякое уважение и почет от сограждан, а порой и дар чудотворства – от Весты. Оскорбивших же богиню плотской слабостью карали сами люди – голодной смертью в подземных каморках, вход в которые присыпали землей, как тушат оскверненный очаг.

Когда врагами человеку стали домашние его, а помыслы людей обратились от земной семьи к небесной любви, огонь Весты стал никому не нужен и угас. Остались свечи, эти пародии на домашний очаг, осталось оторванное от изначального смысла представление о целибате как о чем-то похвальном. Может быть, древняя дева тогда долго плакала, а может, и нет, но в конце концов стала злая и примкнула к торжествующим ловцам человеков, у которых многое почерпнула. Учение зловредного хиппи она дополнила небольшой органично выглядевшей опцией - возрождением девственности в обмен на обет воздержания, принимаемый ею лично, разумеется, под личиной скромной посредницы. Гендерными различиями она давно пренебрегала. Мерзкий сей обман обеспечивал ее обедами, причем брезгливая Веста употребляла только вымоченную в биококтейле страха печень, исходя из благородной очищающей функции этого органа. Симулякры чистоты были остатками самоидентификации, за них еще цеплялась оголодавшая богиня в мире, где истинное целомудрие было раритетом, как и прочие ценности, некогда хранимые ею.

Джоди по-диновски тянула время, дразня врагиню едкими репликами, нащупывая кол в кармане и надеясь, что Сэм вот-вот очнется. Веста, яростно излагая свою скорбную историю, не забывала привязывать шерифа к разделочному столу: в этой отвергшей ее крючок прихожанке она видела охотницу на монстров так же ясно, как та видела монстра в бывшей богине. Попытка дотянуться до нее колом сорвалась, и Джоди сама оказалась под ударом, но тут Сэм – а может, Зик – все же восстал из обморока, сбив Весте прицел. В ярости та занялась было им, но непорочный вестал оказался неуязвим для синего огонька: его печень и прочие органы висели даже не на честном слове, а на каких-то совсем уж неприличных подручных материалах.

Пока Веста с недоумением и отвращением созерцала новую разновидность живых мертвецов, шериф Милз выпуталась из уз и вонзила извлеченное из своего плеча оружие в печальный осколок античности. Наверное, оно не должно было сработать: сакральную древесину теперь щедро увлажнила кровь отнюдь не весталки, но матери и жены, потерявшей семью по собственной слабости, женщины, искавшей смысла в единении душ, стражницы закона и порядка в естественном и сверхъестественном мирах.

Ан – сработало. Суть хранительницы, давным-давно утраченная бывшей богиней и сбереженная человеком вопреки всей горечи потерь, отомстила Весте: ее изящную головку спалило пламя отнюдь не священное - пламя безумия.

Тогда, и ни минутой раньше, из люка вылез Дин, почему-то напугав этим Сэма, а из Дина, видимо, запропастившийся Гарт с сакраментальным вопросом, что он пропустил.

На самом деле он ничего не пропустил, находясь там, где нужно, и с теми, кто в нем нуждался. Незачем ему глядеть в глаза богини, некогда чистой и справедливой, но скатившейся в монстры от унизительных стараний обманом добыть хоть часть того, что принадлежало ей по праву. Поиск утешения в холодном пепле вела Джоди, ей предназначался и ответ – неутешительный, зато честный. Бодро прощаясь с Винтами, неунывающая шериф Милз с рукой на перевязи дивно напоминала Чарли Брэдбери после первого совместного с братьями дела.

Дину, увы, давно не до очагов и уже даже не до краткогорящих свечей. Больное дитя услышало новый нечистый диагноз и заподозрило, что кто-то ему врет, причем этот кто-то – не Веста. Зачем бы ей, она искала живую печень, как Голод когда-то искал в Дине животных желаний. Давай, Дин, сбацай версию поубедительнее, а то Сэм уже начинает думать, что мертвые останки внутри него – это его гнилая суть, и особый печальный путь, и никогда больше он не почувствует себя хорошо,  и хватит уже ссылок на испытания, от которых он, по словам Дина же, давно оправился. Хватит объяснять хаос в Сэме чем-то вне Сэма.

Золотые слова. Дин повелся на них и уже подсел было к братику для решительного признания. Ему хотелось избавиться от мучительной ноши вранья-во-спасение не меньше, чем Сэму – услыхать опровержение только что заявленных тезисов. Но тут из Сэма в холодном сиянии очей явился Зик и заградил Дину уста. Ему ли не знать, что хотел слышать Сэм и что мог сказать ему Дин. Ты не виноват, это все ангел в тебе, он склеивает тебя после сессии… хорошенькое утешение. Пациент, объявил Зик, не готов, но уже скоро, скоро ангел обещал сотворить истинное чудо: сделать так, чтобы, узнав правду, Сэм не умер.  

Дин сбился с мысли, снова путано заверил вернувшегося к рулю Сэма, что его болезнь - не его вина, и попросил немного веры. Хоть ту щепотку, какую с трудом пытался сохранять он сам. Сэма призыв не впечатлил. Он уж верил, верил, и где обещанная ему непорочность? С тем и ушел разочарованный вестал, не подозревавший о том, что огонь следует хранить и поддерживать; вместилище мертвечины, сосуд ангельский, надежно защищаемый от правды своим содержимым.