9.01. Перерождения.

К счастью или к несчастью, у него не было душевной болезни,

которая побуждала бы его сдаться.

(С. Кинг. "Мизери")

Неплохо для разговления. Душевно даже. 

И программная песнь хороша. Кого любит малыш, кого любят и кем любимы все малыши сериала, запутавшиеся в змеях, - вопрос актуальный, с подачи Фергюса претендующий на звание основного вопроса сезона. А вот динамики маловато, как для премьеры. Авторы продолжают копать вглубь, туда, где буйны ветры крон не колеблют и подвижки едва заметны глазу. Две линии из трех едва шевелятся. Треть серии прошла внутри Сэма, где о динамике вообще речи нет. Почти до финала, до важнейшего события, произошедшего с Сэмом, но не стараниями Сэма.

По сравнению с другими СПН-умираниями… Дин в 2.01 носился по больничным коридорам, орал на папашу, строил свое тихое семейство и охотился на Тессу. Бобби ходил кругами вокруг заветной дверцы в своем подсознательном, набираясь храбрости для ее вскрытия. Да и при последнем свидании душа Бобби всяко порывалась увильнуть от райских блаженств и вернуться к работе. Умирающий Сэм гуляет по лесу и торгуется сам с собой на предмет, чего ему больше хочется: жить или умереть в славе. Сам себя нахваливает, сам себе морду бьет. И ведь даже знает, что – сам. Что и Дин-тормошитель, и Бобби-утешитель – части его сознания. Но от самообмана отказаться сил нету.

Сумрачный Дин в сумрачной Импале всегда говорит неприятное. А Бобби в солнечном лесу – наоборот. И шумят они так, что Сэм собственных мыслей не слышит. Хотя все они – его собственные мысли, но надо же решить, какие лучше. Вот правильно Бобби сказал, это Сэм вызволил старика из Ада и в рай направил, при чем тут Дин вообще. Совсем недавно Сэм клялся разгребать последствия ангелопада не смыкая глаз, но, погуляв по лесу, понял, что уже все совершил, всем пожертвовал, всех спас и весь мир превратил в цветущий сад. Сражаться больше не за что. Тут Бобби тоже прав. У Сэма с мертвыми отцами отношения замечательные, не то что с живым братом, даже в воображении. Тот дерется и ласкового какотца ножиком режет. Прелестная в своей детской откровенности проекция.

И, конечно, в живописно заросшей избушке Сэма терпеливо ждет не рядовой Жнец, а сам Смерть, почитая за честь препроводить героя лично.  

И он таки ждет, хотя вовсе не из фанатских чувств. И даже прозрачно намекает на чувства истинные да на оценочные суждения, от которых бесстрастный исполнитель Второго закона обычно воздерживается, особенно в смутные времена. Но, видит Чак, сейчас это непросто.

Слушай, Сэм, слушай! Может быть, это последний шанс побыть наконец честным перед собой. Трезво оценить все то, что ты набальзамил себе устами Бобби, не похожего Бобби. И, возможно… выжить?

Фигушки.

Сэм уже был в этом Аду. Можно сказать, дважды. Шо, опять читать себе сказку о трех поросятах вместо сказки о страшном (но добром) сером волке?

И вообще правду ему вырабатывать нечем. Правдолюбца-Глютика из него же экстрагировали.

Герой-садовник постарается не заметить намеков. Он поглощен думой о том, что кое-кто опять непременно полезет его спасать, жертвуя многим. Он не хочет больше жертв. Вот он какой, что бы там Смерть на него ни наговаривал.

Жизни и ее драйва в общем-то хотелось. Но уж больно проникся Сэм программной судьбой сэра Галахада, буквально выжег себя ею, и, внезапно соскочив, закономерно упал в кому, раздираемый противоречивыми влечениями. Что, правда, не мешало ему слышать телевизор и даже внутренне возмущаться тупыми обывателями, принявшими ангелов за метеоры.

Сам он, видимо, принял вломившегося в его голову Дина за ту самую часть себя, утомительно настырную, но желающую как лучше, конечно. Какого черта Дин здесь делает – похоже, главный вопрос Сэма на все времена. Но в этом случае ответ был налицо: частица Сэма хочет жить, а без всего Сэма ей каюк, сама сказала. И она, его частица, что-то придумала. В конце концов, это же умный Сэм. В конце концов, это же Дин.

Изящный шизоидный ход.

Джаред в своих твит-комментариях к премьере заметил, что это – лишний пример того, сколь зависим Сэм от Дина, когда нуждается в помощи. И верно, Дин, прочно поселившийся в сэмовой голове – той самой голове, которая когда-то в упор не узнавала парня с модельной внешностью, - что-то да значит. Наверное.

А меня больше занимает вопрос, кого из братьев на самом деле поджидал Смерть в черепушке Сэма. Явление Дина сей дивный гурман воспринял весьма благосклонно и смаковал ментальное лакомство не хуже чикагской пиццы, не преминув сообщить – опять же Дину, - что решение все еще за клиентом. Хотя, по медицинским показателям, Сэм уже должен был значиться в фатальных списках Смерти. Сэм, когда-то восстановленный лично Смертью до цельного и отгороженный смертной стеной от страшного…

Нынче Всадник с удовольствием взирал на дерзкого стажера, проводившего схожую операцию. Ожидал? Предвидел? Оттого, быть может, и пообещал с чистой совестью, что сэмов уход не повлечет жертв – просто потому, что не состоится? Сам же Смерть прибыл не забрать клиента – хоть и сделал бы это с удовольствием, - но благословить его трансформацию. Ведь смерть – непременное условие перерождения.    

Как бы то ни было, Сэм снова одержим – просто потому, что в неодержимом виде он нежизнеспособен. И это делает сомнительными все рассуждения на тему, как хорош был бы Сэм – и как хорошо было бы Сэму – в т. наз. нормальной жизни. Кажется, для Сэма самое нормальное, оно же "безопасное", состояние и есть кома. Пока же страдалец получил чудесную, во всех смыслах, обновку – психопротез веры. Неосознаваемый и далеко еще не интегрированный. А хороший солдат Йезекииль, в свою очередь, обзавелся отличным, сверхпрочным весселем – куда более прочным, чем нужен бережному, не чета Хаэль, ангелу. Судя по всему, первой проблемой падших стал острый дефицит годных сосудов. Каинитов на такую ораву не напасешься. Но насколько повезло Йезу и насколько – Сэму, пока трудно сказать. Лояльный, но слабенький ангел внедрился в пустоты, оставшиеся от Лютика, почва же, на которой дьявол возрос и заколосился, никуда не делась: Сэм ей имя.

Из эдакого симбиоза могут вырасти презанятные плоды.

Касина линия тоже никуда не торопится. Пернатик не умирает – пернатик меняется. Падение чердака он пережил довольно спокойно: на нулевом этаже давно обвыкся и страха перед ним не испытывал, вины особой за собой не чувствовал – его же подло обманули. Поле деятельности наметил себе немедля: помогать менее опытным собратьям обустраиваться на земле и справляться с непривычным грузом свободы. Это похвальное, хоть и не осуществившееся намерение – первый плюсик из заработанных касатиком за серию. С момента падения он искал телефон, чтобы доложить Дину о произошедшем и своих планах, а после недолгого спора направился-таки на помощь друзьям-людям, и это все тоже ему в зачет. Сестрица Хаэль (экое имечко) в хорошеньком, но хлипком сосудике добавила убедительности диновым словам: первую же опекаемую Касу пришлось прирезать, оберегая собственную автономность.

Но, кажется, и этим экс-ангел не слишком огорчился.

Сейчас его более всего занимает нечаянно нагрянувшая человечность. Непривычные ощущения – боль от пустяковой ссадины, жажда, голод. Осознание своей хрупкости, ограниченных возможностей, необходимости дополнительных усилий для самых простых вещей. Кас, надо отдать ему должное, осваивает новый статус без паники и даже с любопытством. Прежние привычки еще, конечно, не изжиты, но пристегнуться перед умышленной аварией он уже не забывает. Авось вдумчивое очеловечивание пойдет хаотичным мозгам на пользу.

И, однако, на носу 2014-й. Год, выбранный для прогноза Захарией. Хорошо бы Кася не слишком увлекался маленькими радостями плоти.

В сухом итоге – в события серии Кас включен разве что чуть более Сэма, и то пассивно, в роли дичи. Он не лежит бревном, но тоже сосредоточен на себе, и от него мало что зависит даже в ангельской линии. Каське не впервой быть изгоем среди своих, и как ни уверяет он себя, что остается братом падшим пернатикам, - у них свои хлопоты, а у Каса свои. Например, стирать свои вещички или спереть чужие, если денег и на стирку, и на бутылку воды не хватает?

Ох уж эти истинно человеческие проблемы выбора.

Вся движуха сконцентрирована, ессно, на линии Дина, который пребывает в состоянии, близком к 5.01. Что и понятно: масштабная катастрофа автоматически превращает этого простого необразованного перерезателя глоток в командный центр универсума, с каковой ролью Дин справляется виртуозно, едва задумываясь. Его по-хорошему несет. Он полностью осознает масштабы катастрофы, абсолютно сосредоточен и готов действовать во всех направлениях сразу. Мгновенно ориентируется в обстановке, ставит задачи в очередь, издает призывы и приказы, дерзит, нагличает, помнит обо всем и решает за всех. Все скиллы включены и работают слаженно. Немудрено, что Смерть залюбовался: это зрелище того стоит.  

Первым пунктом, конечно, Сэм. Главное и безнадежное дело всей диновой жизни, индикатор его способности справляться с прочей вселенной. Кораблик без руля и без ветрил, который Дину никак не удается выпихнуть в фарватер нормального функционирования – братишку то и дело сносит адреналиновым течением в саргассову кому. Это так привычно, что Дин не очень-то убит горем. То есть он, ессно, в отчаянии, когда высвистывает ангелов. В очень решительном и деятельном отчаянии, противоположном смирению перед неизбежностью, сладость которого уже пробует Сэм и к которому призывает кривозубая Ким.

Вольно ж ей было объявлять о желании стать ангелом…

А только борьба с неизбежным – преодоление законов природы, сотворение негэнтропии – и есть вечная динова работа.

Каждая из т. наз. молитв Дина –  перл. Нынешняя – перл особенный. И то, что Дин ее транслировал из часовни (нормальной, не то что исповедное местечко Сэма), никак не уменьшает ее прелести.

Тема чудесного вмешательства стартовала с неосторожного замечания доктора. Между прочим, зря Динка его раздолбал. В менее сверхъестественных условиях он был бы абсолютно прав: медикус, уповающий на молитву, - непрофессионален. Но тут - док сделал все, подвластное медицине, и разумно препоручил пациента иной силе. Ну, сформулировал некорректно, так откуда цивилу знать, что бог давно уж ни при чем, ибо покинул здание. Просто – настало время обыкновенных чудес.

Но и Дина можно понять: кому молиться-то, не себе же?

Ладно, в здании есть Кас. Во первой части молитвы Дин, прежде просьб о помощи, на всякий случай отпустил своему беспутному ангелу  грехи вольныя и невольныя, ведомыя и неведомыя. Шоб не боялся прилетать, дурень. Если, конечно, живой.

Еще в здании есть куча крылатых задниц, с которыми у Дина отношения искони не очень складывались. Но сейчас ему не до старых претензий. Весьма внушительно грянул над Американщиной глас старшего каинита: "Всем, кто слышит меня". И адрес. Верующим на заметку: молитва без точного обратного адреса может и не сработать. Рисковый молящийся, наплевав на все, предложил воинству божьему сделку и посулил не остаться в долгу. С этого момента он по уши влез в омут чердачных разборок, которых так упорно избегал. Более того – он де-факто запустил структурирование обрушенного универсума, обломки которого хаотично мотылялись по неправильным орбитам. Призыв демиурга к сотрудничеству создал что-то вроде силового поля, в котором каждый обломок обрел обусловленный его личными качествами импульс и начал целенаправленное движение. Парочка таких обломков уже даже финишировала – из-за ошибки в выборе цели, видимо.

Но сгорающие крылья на заставке означают: это всерьез и надолго.

Пока обескрылевшие сверхценности полезли в наземный транспорт: касоверы – помогать, касоборцы – вымогать. У Дина. Касины координаты. Еще один побочный эффект молитвы: Дин, сам того не зная (?), отвлек мстителей на себя. Разные по свету бродят высшие смыслы, ох, разные. Но к этому Дин готов. Не то его молитва была бы вдвое короче.

У него в загашнике, то бишь в багажнике, где когда-то побывала Зависть, в компании святого масла и прочих настоящих фейков, хранился еще один не вполне материалистический ресурс – собственное Эго, связанное, отравленное, безгласное. Ему молиться не комильфо, конечно, и вообще Дин его недолюбливает, но это не повод на Дина дуться, слышь, твое величество?

Слышит.

Жаль, что эта беседа не имела продолжения. Момент был хорош и начало многообещающее. В бункере, где будут маячить младшенькие, ведь и не поговоришь толком.

Знакомство с Йезекиилем – упоительно и чуток напоминает незлую пародию на первую встречу Дина с Бенни. Сходство вампира и ангела также намечается. Похоже, творцы последовательно производят в ангелы всех подряд ветхозаветных пророков и персонажей. Грядет еще Малахи, почему-то прозванный на Фаргейте "Малачи"..

Обморочный помощничек, спасенный от лап собрата и быстренько допрошенный, явно не обрадовал Дина упоминанием "миссии"; наверное, демиург предпочел бы вере сделку, по крайней мере в этом случае. Но Йез ничего не хочет. Только предлагает – то немногое, что у него есть. Только служение.

С этого момента по линии Дина, и раньше отнюдь не провисавшей, катит сплошной драйв. То и дело, увы, прерываемый вялыми колыханиями Сэма и Каса в собственном соку. Почему у Дина даже на самых глубинных внутренних уровнях  кипит жизнь, тогда как у некоторых и на приповерхностном – стоячее болото? Хотя, собственно, что ж я спрашиваю.

Дин быстренько, прям по телефону, спускает на суровую и грешную землю свое безблагодатное горюшко (он в курсе, что иным пернатым требуется помощь, но Кася уж напомогался – будя с него; не человеческое это дело, касатик); расписывает палату Сэма дивной петроглификой; делит обязанности с Йезом ("Я дерусь – ты спасаешь", хе-хе; тут, впрочем, без вариантов, бо драться Йез пока способен еще менее, чем спасать); пролетая по больничным коридорам (опять!) под дождем осколков, выгоняет наружу невинных цивилов; обильно получает по морде; привычно дразнит врагов; и, доведя их до белого каления, а себя – до состояния кровяной чернильницы, изгоняет оппонентов на фиг. Снова, как и в гараже, забыв поплотнее зажмуриться.

Зажмурился он после.

О предложение Йезекииля Дин словно споткнулся. Пока Сэм в коматозных чащобах обманом гнал из себя своего Дина, жаждущего снасильничать его твердую волю, Дин настоящий по-прежнему испытывал глубокое отвращение к самой идее такого насилия. Не говоря об одержимости, на которую сам Дин ни за что бы не согласился.  

По его версии, лучше умереть человеком.

А по версии Сэма – лучше умереть героем, чем попытаться стать человеком.

Интересно, знал ли Смерть, что Дин слушает его с Сэмом разговор?

После прослушки Дин колебался недолго. Уточнил лишь технические подробности – и отправился в сэмову голову, выбивать небольшое "да" для очередного ангела-подселенца. Наверное, не так уж грешно обманом спасти того, кто дорожит самообманом паче жизни. И еще этот двусмысленный отклик Смерти на извинения Дина. Не то светски простил его Всадник  за непринесенное угощение, не то подбодрил в коварственном намерении. Давай, мол, тяни в бытие центральную черную дыру твоей галактики. Всеми средствами.

Но Дину тошно. Пусть Сэм врет себе напропалую – Дин-то терпеть не может врать Сэму, хоть и упражняется в сем искусстве с детства. Болеет он от этого. А надо. Честность грозит отторжением имплантата. И тогда – неизбежное…

Свои соловьиные трели Дин начинает с того, в чем сам Сэм убежден неколебимо. С его геройства. Говорил же еще в той ободранной церкви – Сэм на все способен, он прорвется. И Сэм небрежно, как подобает герою, ответствует: вот и славно, а теперь у них есть работа.

Дин с опаской косится на свою драгоценную бомбочку, вновь извлеченную из колодца. Сколь многое обычно следует за этой великой формулой…

Итак, каскад трансформаций запущен. Кас долгим, извилистым путем вышел в люди, но это лишь начало пути нового. Вкушает человечности и Фергюс; быть может, ядолечение пойдет ему на пользу. Сэма по-партизански неслышно ремонтирует изнутри подсаженная Дином сверхценность. Только она - не динова, она сама пришла. Нету в Дине веры в Дина. И не должно быть. Его сила – иной природы, и это она генерирует чужую веру. Вера же в себя самое, окиян которой плещется в Сэме, бесплодна и уводит за черную дверь в лесу. Как уроборосу ни виться, а перерождаться надоть.

 И только Самость мира сего уже заключает в себе все, чем ей быть надлежит, потому она не перерождается, а лишь рождается – в муках, продираясь сквозь игольное ушко демиурговой сверхтребовательности.

К счастью или к несчастью, душевными болезнями, побуждающими ее к сдаче, она не хворает.