7.19: Что есть и чему не следует быть

Бытие только тогда и начинает быть,

когда ему грозит небытие.

(Ф. М. Достоевский)

Есть все-таки на свете нечто незыблемое.

Кто сказал: любовь?

Искусство?

Истина?

Бог?

Чушь.

 Каким бы монстрам в зубы ни катился, распадаясь на ходу, сей упрямый мир, - лишь харч насущный, которым потчуют бомжа Дина Винчестера все забегаловки на всех пыльных трассах его великой родины, до последнего мига не утратит своего неизменно и неизбывно горького бродяжьего вкуса.

Не был приятным исключением и нынешний хлеб скитаний, потребляемый Дином под покровом жиденьких сумерек, на капоте очередной и. о. детки. Сэмми сидел там же, задумчиво балансируя пластиковым стаканом на коленке. Как бы ужин в кругу как бы семьи у как бы дома. Дин не без удовольствия прервал загрузку фастфуда, чтобы ответить на звонок старинной приятельницы и коллеги. Энни, как всегда, была на работе, спокойна и деловита. Она сожалела о смерти Бобби и предлагала братьям кое-какие старинные книги. Дин возрадовался пополнению библиотеки, будто бумажных залежей Сингера ему не хватало. Тут же договорились о завтрашнем совместном ланче, благо, Бодега Бей, где Энни нынче охотилась, была сравнительно недалеко.

А на эту ночь у нее была намечена работа. Вернее даже - так, разведка.

Подъехав к заброшенному особняку, она ненароком спугнула пару голубков, миловавшихся среди пыльных древностей. Вообразив, что это копы, и понимая, что здесь им быть не следует, голубки полетели по темным коридорам – и узрели некий крупный силуэт. Устрашающе массивный господин, крикнув, что здесь им быть не следует, двинулся на молодежь…

Через пару минут Энни обнаружила трупы незадачливых возлюбленных. А потом фонарик в ее руке замигал, и входная дверь захлопнулась.

В условленном месте, в условленный час Винты коротали ожидание за кофе и чтением: Сэм изучал меню, Дин – газету. Дик Роман, с восторгом сообщала пресса, прикупил очередной археологический Клондайк. Даже Сэм наконец залюбопытствовал – возможно, просто от скуки, – что же ищет оберзубан. Дин глянул на брата иронически: он и сам давно хотел это знать, но разгадки не ведал даже сгинувший Фрэнк.

Зато узнал он то, чего не хотел, - что Энни, с которой у Дина однажды случилась библейская близость, в этом смысле была не чужая всей команде, включая и Бобби. Единение состоялось в стиле Хемингуэя, как изящно выразился Сэм, – без отрыва от окопа. К Сэму, впрочем, претензий быть не может: она была взволнована, а он – бездушен…

Похоже, душа и либидо в Винчестере-младшем - вещи несовместные. Хотя Руби, например, умела обходить эту особенность натуры с помощью особого афродизиака.

Слегка прифигевший Дин, справедливо решив, что окопов развелось слишком много, разлил по кофейным чашкам остатки горючего из боббиной фляжки – за призраков, которые не с ними, - и напомнил брату, подозревавшему, что старший разочарован: не всем желаниям следует повиноваться. Хоть Дин и не отказался бы повидать Бобби, стремиться к этому он не станет, и так будет лучше для всех.

А вот боевую подругу полка, которой были совсем не свойственны опоздания и чей телефон не отвечал, следовало поискать.

И, конечно, вновь наполнить флягу, на которую Сэм давно взирал с неодобрением. Не лучше ли убрать ее подальше? Не то чтоб из глупой предосторожности, а просто – к чему лишний раз напоминать себе о безвозвратно ушедшем?

Дин думал об этом. И решил, что прятать память в сейф пока рано.

Да и предосторожность, пусть глупая, не помешает.

На заднем сиденье слушал все это и тревожно вздыхал Бобби.

Потом он наблюдал, как парни рылись в бумагах Энни,  ворчал, ругался, шевелил мотельные занавески, на что увлеченные делом (и к тому же постановившие считать все подобные явления своей фантазией) Винты не обращали ни малейшего внимания. Они довольно быстро уяснили, что Энни расследовала многолетние исчезновения тинэйджеров в некоем старинном особняке, внесенном в список американских домов с привидениями пару месяцев назад – аккурат когда пропажи молодняка прекратились. Разумеется, после этого они возобновились. И, разумеется, местная полиция, тщательно прочесав дом, ничего не нашла.

Бобби и Дин в один голос решили двигать. Но братья-то двинули, а Бобби остался – вместе с курточкой Дина и флягой в ее кармане. Когда забывчивый сынок вновь приоткрыл дверь и схватил куртку, Сингер саркастично поблагодарил и исчез. То есть отравился следом.

Из "Вороньего гнезда", где остановилась Энни, команда перебралась в бывшее фамильное гнездышко Ван Нессов. "Дорогая, я дома", - со вздохом возвестил Дин, переступая порог, на котором застрял Бобби. Дом был полон его призрачным народом, тупо глядевшим в себя и не отвечавшим на осторожные многоязычные приветствия Сингера. Лишь одетый по моде столетней давности господин да угрюмый толстяк Декстер, распекаемый оным господином за некое совершенное прошлой ночью деяние, подавали признаки, если так можно выразиться, жизни.

Немудрено, что ЭМП тоскливо выл, пока Дин набирал номер Энни. Ее телефон откликнулся, ее саму Винты так и не нашли. Зато нашел Бобби – вернее, она сама, бледная, с бескровными губами, окликнула окопного знакомца. И это означало, что Энни пополнила племя призраков. О чем Бобби ей без обиняков и сообщил.

 Не то чтобы Энни была рада, не без труда сложив в одну фразу слова: "я", "мертва" и "призрак". Но она справилась за несколько минут. Сингеру на то, чтобы осознать себя бесплотным духом, по его словам, понадобился месяц. Когда же Бобби предположил, что Энни тоже прогнала Жнеца, охотница вполне стала собой и основательно раздолбала старого дурня, как подобало, по ее мнению, приличному законопослушному призраку. Она-то своего проводника за грань даже не видела. Сингер защищался, напоминая, что во время оно его безумие даме было по нраву, и вообще у него незавершенное дело.

Такое же дело Энни – парочка молодят, которых она нашла прошлой ночью уже мертвыми - как раз брело мимо с застывшими лицами и потухшими взглядами, не слыша окликов. Охотница припомнила последовательность событий и, взгрустнув, решила поискать в своем положении хоть какие-то бонусы.

Бобби мало чем мог ей помочь. По прошлой жизни он знал, что призраки кое-что могли, но сам их трюков никак не мог освоить. Доводилось ему видеть полтергейст, лихо лабавший на рояле. А Бобби попытался сбросить со стола книжку, чтобы помочь парням, – и вырубился на две недели. Помимо прочего, это значило, что он никак не мог дать знать сынкам о себе, расшифровала Энни.

А вот мистер, прошедший сквозь стену и передвинувший кресло, чтобы устроиться в нем с книгой, явно мог многое, но делиться секретами не спешил. Обозленный Сингер хотел было сдвинуть служивший столиком сундук и провалился сквозь него, под тихий смех подруги и снисходительные реплики мистера об извечных ошибках новичков. Тут Энни взяла дело в свои руки. Под напором ее любезности и обаяния Хаскел Крэйн, жестоко убитый в этой самой кухне одним апрельским днем 80 лет назад, но категорически не желавший называть имя убийцы, как и обсуждать происходящее в доме, сообщил, что есть два разных способа воздействовать на материальный мир: дзен и гнев. Спокойное, сосредоточенное самообладание позволяет приказывать предметам. Энергия ярости движет ими спонтанно. Понятно, почему второй путь менее желателен. Не зря Бобби терпеть не мог ту романтическую чушь с участием Суэйзи. Хотя готов был, если надо, и разъяриться.

Впрочем, у него все равно ни черта не получалось в обоих вариантах. Что-то мешало ему сосредоточиться, как проницательно подметил Хаскел. Энни тоже не преуспела. Пародии какие-то на добропорядочных призраков, эти охотники, язвил Крэйн. Его настроение стремительно менялось, желваки ходили ходуном, и его дзен, похоже, был далеко не всеобъемлющ.  

Главное же – даже дзен помогал лишь отсрочить, но не избежать общей участи, кою тут же продемонстрировала некая взлохмаченная особа. Призраки охотников едва не подскочили от ее бессмысленного вопля. Остальные не шелохнулись, лишь белокурая леди с распадающимся лицом медленно обернулась.

Безумие и медленное разложение в конце концов пожрут их всех, обнадежил Хаскел. Ничего не останется. Совсем.

Пока Энни с Бобби решали свои духовные, они же призрачные, проблемы, Винты блуждали по дому, и Сэм уже начал сомневаться, что худший из возможных сценариев релевантен в данном случае. Если здесь орудует злобный дух, убивающий подростков, - то где трупы, личные вещи, пятна крови?

Видимо, супостат нанял отменную команду уборщиков, невозмутимо отвечал Дин, работавший в мультизадачном режиме Юлия Цезаря: он одновременно осматривал местность, беседовал с Сэмом и прослушивал голосовую почту Энни. Одно из сообщений оказалось особенно интересным: женский голос, едва слышный за помехами, просил освобождения. А номер этого абонента состоял из одних точек.

Пока, однако, зацепиться было не за что. Старое здание буквально пропиталось нехорошими эманациями, но материальных улик не выдавало. Сэм снова попытался быть оптимистом: мол, нет тела – нет дела, в смысле, Энни, возможно, еще жива. А вместо прислушаться к своей интуиции, как советовал Дин, решил еще порыться в бумагах пропавшей коллеги.

Пропавшая была прямо перед ними и отнюдь не безмолвствовала, но ее хемингуэевские пассии были слепы и глухи, как и сама она при жизни не слышала взывавших к ней из межвременья душ. Одна из них как раз гипнотизировала Энни взглядом, и неспроста: заговорив с нею, та вспомнила голос. Это Виктория, видевшая еще охотницу во время ее прошлого визита в особняк, задействовала магию, или, проще говоря, спектральный перенос голоса прямо на телефонный чип. Энни заверила, что продолжает оставаться охотницей и в ином измерении. Бобби ее за это похвалил.

Итак, от чего же Виктория жаждала освободиться?

Тут Бобби мигнул и исчез – спектрально перенесясь в машину вслед за парнями и дурацкой флягой. Убедить их вернуться в центр событий он не мог – не хватало ни злости, ни дзена. Пришлось переместиться вместе с сынками, по следам Энни, в бодега-бейское общество культурного наследия – довольно холодное, учитывая вырывавшийся из уст пожилого краеведа парок, - и выслушать справку о печальной участи особняка и его обитателей. Сын удачливого  золотоискателя Майлза Ван Несса не унаследовал отцовской везучести. Красавец Уитмен пригрел на своей прогрессивной груди жестокого и толстого Декстера О’Коннела, а тот убил невесту благодетеля аккурат накануне свадьбы. Потом безутешный Уитмен продолбал состояние и дом, превращенный в бордель, и умер в цветущем возрасте 40 лет.

И оба все еще там, ворчал Бобби, поглядывая на старые фото и попутно упражняясь в дзене, который никак ему не давался.

На прощание белобородый краевед посоветовал гостям города, если здоровье и жизнь дороги им, держаться подальше от опасной достопримечательности, и к слову напомнил о симпатичной рыжей леди, которая тоже интересовалась особняком Ван Нессов на этой неделе.

Но это Винты и без него знали.

Пока Дин плескался в душе, Сэм через открытую дверь сообщал ему архивные данные и задавал вопросы. Зачем, например, каторжник Декстер – убивший, впридачу к невесте Уитмена, еще и кучу бордельных шлюх, - сбежав перед казнью, явился все в тот же дом, где его неизбежно арестовали бы? На деле, правда, не арестовали, а застрелили…

Дин из-за занавески советовал брату включить этот пункт в длинный список неизвестных ему вещей. Бобби, глядя в зеркало, в котором не отражался, проводил сеанс аутотренинга. Мальчишки-де без его помощи будут возиться до морковкина заговения, как всегда, впрочем; он же, Бобби, все может, - нешто он не одолеет какой-то там дзен?

И когда вымытый Дин хотел поправить мокрую прическу, он увидел в запотевшем стекле лаконичную надпись: "Энни в ловушке в Том Доме".

Прискакавший на вызов брата Сэм заверил, что он этого не делал. А кто делал? Кто здесь, кроме Винтов?

В ответ сам собой провернулся вентиль на кране с горячей водой, и на пленке тумана, вновь покрывшей зеркало, стали проступать буквы.

Все-таки Бобби, понял опешивший Дин.

А они-то себя уговаривали, что им мерещится.

А Бобби все это время был рядом.

Мастер психологических объяснялок Сэм схватился было за флягу как за первопричину всего, но Дин и утомленный дзеном Сингер хором решили, что Энни сейчас важнее, так что осознавшая свой состав команда полетела назад, в бывший бордель.

Куда уже вступили очередные оболтусы, вздумавшие сделать актуальное видео в память о сгинувших друзьях, тех самых, которых Энни так и не спасла. Теперь она, притаившись за углом, смотрела, как захлопнулась за ребятами дверь, как бросился на них знакомый ей Декстер с теми же словами… А вот дальнейшее было ей в новинку – свою смерть Энни еще не вспомнила.

Явился Уитмен. Накричал на Декстера. Повернулся к благодарившим его за защиту мальчишкам, сунул каждому в грудь по кулаку, стряхнул с чистых рук трупы и продолжил распекать жестокого каторжника, позволявшего себе предупреждать жертв и пытаться прогнать их из дому. Потому что погибшие, говорил Декстер, всего лишь дети, и дом Ван Несса без того забит пленниками, и не может он больше на все это смотреть…

Ему и не пришлось. Уитмен повторил давешнюю процедуру, и Декстер, обратившийся огненным облачком, перелился в убийцу, чьи глаза сияли в этот момент ледяным блеском.

В данные, собранные Энни, явно вкралась ошибка. Не Декстер, бывший лишь прикрытием, а милейший Уитмен с трагичной судьбой убил и свою невесту, и шлюх, в числе которых была и Виктория – предпочитавшая, впрочем, именовать себя дамой для утех. И продолжал убивать в посмертии, питаясь чужими душами и становясь все сильнее и безумнее.

Не он первый, не он, видимо, последний черпал мощь и кайф во власти над этими маленькими ядерными реакторами.

И в недосмерти все шло, как в жизни. Страшный серый волк бродил в стаде невинных поросят.

Не без труда Энни уговорила Викторию, бывшую опытным призраком, взять видеокамеру из рук мертвеца. Та отчаянно боялась Уитмена – и за себя, и за Энни, хотя чего, казалось бы, бояться мертвецу? Но обещание прикончить ублюдка превозмогло. Благовоспитанная шлюха вступила в охотничью команду. Вовремя: сытый маньяк вернулся и утащил куда-то трупы. Последовать за ним Энни не рискнула.

Добытая улика легла прямо к ногам Дина, отнюдь его не удивив. В конце концов, у них завелся собственный Лизун, и где-то здесь была Энни, чье полупрозрачное лицо мелькнуло на многословной любительской видеозаписи. Лизун, правда, в данный момент был занят тем, что прятал в тумбочку потихоньку изъятую из динова кармана флягу. Бобби не хотел больше покидать дом Ван Нессов до конца расследования.

Энни маялась невозможностью подать Винтам весточку о себе. Хоть многоопытный Бобби и призывал ее к терпению, намекая, что сынки без него ужасно отупели, она предпочла вновь бросить на амбразуру Викторию. Призрачная шлюха явилась охотникам и не так чтобы в двух словах, но разъяснила, в чем суть угрозы, исходящей от Уитмена, - прежде чем с криком исчезла во вспышке пламени.

Дин склонен был считать услышанное правдой, учитывая, что дама для утех поплатилась за это… существованием. По крайней мере, теперь они знали, чьи кости следует солить и жечь.

А Уитмен воспользовался оказией для прогулки, сунув в карман замешкавшемуся Сэму старый ключ. И, улыбаясь, устроился на заднем сиденье винтовского экипажа.

Бобби нещадно пилил себя: какой умной казалась идея припрятать флягу, привязав себя к дому, в котором заперт и Уитмен! В итоге парни поменяли дружественного призрака на враждебного…

Энни вернула старого приятеля к действительности: самоедством делу не поможешь, но у них есть своя задача – а теперь и возможность ее выполнить. Обыскать единственное местечко в доме, которое как зеницу ока охраняет Уитмен. Выяснить, куда он прячет трупы.

И они выяснили. Пользуясь недавно обретенными навыками, Бобби ощупал камин, в котором догорали косточки Виктории, выкупившей свою свободу самоотверженностью, дернул настенный подсвечник – и им открылась потайная комната, забитая телами разной степени свежести, от высохших мумий до удивленно приоткрывших рты юных репортеров, сдуру полезших в сверхъестественно горячую точку. Все это предстояло сжечь, восстановив естественный порядок, в котором призраки избыточны.

Обычная охотничья работа. Обретавшая новые нюансы, когда дело касалось самого охотника, поняла Энни, зачарованно глядя на мертвую себя.

Бобби почти ужаснулся, услыхав, что боевая подруга желает профессионального огненного погребения,  - будто она не свой выбор делала, а его за принятое решение попрекала. Быть может, ему стало чуточку стыдно за то, что он еще не готов был уйти, еще не устал от выбранной им самим работы, обрекавшей на одиночество, не завершил некое дело. Быть может, он и вовсе не хотел уходить. В конце концов, не будучи обычными людьми при жизни, охотники наверняка не становятся и рядовыми призраками после смерти. Они знают правила и могут их обойти; мало ли что там Крэйн говорил…

Но у него были его парни, тихо напомнила Энни. А у нее – никого и ничего. Только работа да редкие окопные интимы. Никто не хранит в память о ней дорогой пустячок. Ей не из-за кого задерживаться и не о чем сожалеть.

Во веки веков должен быть Бобби благодарен Джону Винчестеру, который подбросил ему однажды бэбиситтерскую работенку, а с нею – и смысл, приковывающий его к жизни даже после смерти. Энни же, увы, никому не нужна и ничего не должна, а значит, здесь ей не место. Так и не получившая любви рыжая женщина чуть за тридцать просила старого друга о последней услуге – которую он десятки раз оказывал посторонним, которую ему самому оказали Винчестеры, - помочь ей обрести немного покоя, раз уж Жнец о ней позабыл.

Когда стрелка спидометра поползла вправо, Сэм, улыбаясь, напомнил: спешить некуда, они спасают лишь покойников. Дин круглыми глазами уставился на задергавшийся вдруг руль. Ему доводилось уже защищать одного призрака от другого, но сейчас не он прибавлял газу. И виражи выписывал тоже не он, - это Уитмен с удовольствием осваивал вождение. Ему-то в случае аварии ничего не грозило.  

Дин исхитрился затормозить, и Винты пробками вылетели из машины. Какого черта Уитмен не сидит дома, заполошно спрашивал Сэм. Подбросил какую-то вещь, - догадался Дин, хлопая себя по карманам. Едва Сэм нашел ключ, Уитмен атаковал, сунув кулак младшему в грудную клетку, но особого вреда причинить не успел – старший выстрелом высек из железяки искру, разорвав магический контакт. Зловредный призрак улетел, к сожалению, не в небытие, а в фамильный особняк. Стало быть, братьям следовало торопиться в фамильный мавзолей.

Разъяренный Ван Несс, нутром чуявший посягательство на его священную частную собственность – пищевые запасы, птицей взлетел в свои покои. Посягнувшие тоже не дремали, и, перехватив их аж на лестнице, Уитмен принялся казнить поправшего законы гостеприимства Бобби полезным и приятным путем его поглощения. 

 Но Сингер не успел полностью перейти в плазменное состояние и всосаться в убийцу – Винты уже расковыряли гробницу Уитмена Ван Несса, уже уронили зажженную спичку на полуистлевший труп. И его окрепший на чужих дрожжах дух, весьма удивленный тем, что его, оказывается, тоже можно элиминировать, как какую-нибудь обычнейшую шлюху, с протестующим воплем исчез в огненной вспышке.

 Может быть, от стресса Бобби перешел на новый уровень своего небытийного бытия, сам того не заметив. Во всяком случае, оклемавшись, он стал видим вернувшимся сынкам. От чего обалдели все, и особенно Дин - будто не он все эти недели ощущал присутствие старика рядом и просил пустоту откликнуться. Вот теперь Сэму впору бы спросить, не разочарован ли брат. Но Сэм оживленно трещал о своей ошибке, в которой был, как всегда, не виноват, - это все фляга, которую Дин таскал в кармане, будто присвоив себе какотца; она сводила с ума братьев и ЭМП, она не давала Бобби общаться посредством спиритической доски…

Бобби хлопал глазами. Энни за его плечом умилялась. Дин тупо глазел на доверчиво отданную Сингером флягу, будто не понимая – или отказываясь понимать, - что то, чего он боялся, все-таки происходит. Может быть, Бобби просто застрял? Несчастный случай?

Тот врать не стал, с неким даже вызовом сознался, что сам так решил. А что такого, он же должен помогать непутевым подопечным. От сэмова сочувствия он отмахнулся: смерть не шибко комфортабельна, дык и жизнь была не лучше, Бобби привык; и вообще пора за дело приниматься – освобождать недоумерших обитателей страшного дома, вослед за Викторией и Уитменом. Неча им тут, в дискомфорте, маяться. А Дин пусть бережет от огня фляжку, к которой усопший привязан, как дважды покойный Уитмен – к ключу от своего дома-борделя. Только у Сингера эта привязка – единственная, других нету. Не успел ему сынок жилище справить.

Сложив в багажник огнеопасный инструментарий, Дин демонстративно отхлебнул из волшебного сосуда – в память Энни, получившей свое охотничье погребение, как она и хотела. Винты-то думали, что Бобби его тоже получил. Как хотел.

Сэм одернул нетактичного братца, но Дин уже закусил удила. Чем только Бобби думал? Пил бы сейчас небесное пиво у Харвеллов, вместо того чтобы заканчивать важное дело. Чтобы помогать парням. Чтобы быть нужным.

Попросту – быть.

Это понятно. Но ведь неправильно.

Сингер обиделся, мигнул и сгинул с глаз.

Твердо зная, что Бобби рядом, Сэм спрашивал Дина, что им теперь делать. Они уже сделали то, что должны были, отвечал Дин. Старый мудрый охотник их решение отменил, и как с этим быть – его сынок понятия не имел.  

Но Сэм вообще-то толковал о другом. Он, так долго беспокоившийся о том, что Дин слишком уж скучает по старику, теперь практично задумался: быть может, можно извлечь из сложившейся ситуации какую-то пользу?

Сего Дин не знал. Все возможно. А только ему не доводилось слышать, чтобы в их далеко не мультяшном универсуме водились полезные и милые лизуны с касперами. Одно он знал твердо: они снова рвут ткань мироздания, претендуя на неподвластность естественному порядку вещей. Всему положен свой конец, и Дину слишком хорошо было известно, каково это – пропустить свою смерть. Каково пропустившему – и остальному миру, по которому непременно отрикошетят бесстрастные компенсационные законы.

Но как объяснить это другим, тем паче когда другие не менее его профессиональны, мудры и опытны? Как внушить, что – нельзя же так, ну просто нельзя?

Сэм неопределенно поджал губы. Не то согласился, не то усомнился.

Бобби на заднем сиденье выслушал сбивчивый монолог старшего сынка, горько вопрошавшего воздух: какие у этой истории шансы на хорошее завершение? – и опустил голову.

Он-то думал, что Дин ему обрадуется…