7.17: Перелет в гнездо кукушки

Счастливейшие из смертных - псюхэпаты,

ибо за них думают боги.
(Аристофан)

Лэнса Армстронга из Сэма так и не вышло.

От неприятного он драпал не на велосипеде, а на своих двоих, по каким-то рельсам и шпалам, по проулкам и тупикам, где юные девы совершали деловые сделки с настороженными чуваками, а чуваки обзывали Сэма Диком и гнали прочь. Но неприятное было неотвязно. Едва Сэм заверил чувака, что за ним нет "хвоста" и он ничего не принимал, как оно возникло в виде дружественного, но справедливого Глютика и подтвердило: таки да, Сэм только пару пива принял, да и то давненько. И вопросило: почему бы Сэму не поделиться своими горестями с проницательным дилером, не рассказать, как его задолбал глупый сатана, не дающий Сэму спать? И с ехидной улыбкой посоветовало попробовать давно заживший шрам на ладошке. И посчитало: сколько Сэм уже не спит – четверо суток?  Ах нет, пять…

 С отчаяния экстази-бой закинулся наркотой, предложенной добрым дилером, но вместо блаженной отключки получил новые глюки и бодрую утреннюю песнь Глюцифера. На что же, в самом деле, он рассчитывал, - недоумевал дьявол, - нешто не понимал, что "колеса" только усугубят его и без того плачевное состояние? Заодно напоминая, что зафиксированный рекорд бессонницы – 11 суток. Если Сэм, всегда так сильно желавший быть нормальным, и впрямь нормален, то жить ему осталось неделю.

От этой печальной мысли Сэм перешел с быстрого шага на бег и - сшиб мирно ехавшее по своим делам авто, картинно перекатившись через кузов.

Ничего страшного с ним, однако, от того не случилось. Несколько ушибов да пара сломанных ребер – заживет, как на собаке. Это Дин выяснил, ворвавшись к доктору Кадинскому без записи, чем весьма рассердил ассистентку врача. Сам врач выразил полнейшую готовность побеседовать с настырным визитером и даже сопроводить его в изолированное отделение, где содержался Сэм Смит. Ибо проблема была не в костях пациента, а в содержимом черепушки. У жертвы ДТП обнаружился натуральный психоз.

Тут Дину пришлось быть очень осторожным. Сэм, конечно, имел кое-какие проблемы, но не герой же он ужастиков Хичкока!  А что до бессонницы – так это недавний симптом…

Перешибить который не удается даже максимальными дозами седативов, пожаловался Кадинский. Прежде чем подбирать лечение, он хотел выяснить, является ли бессонница причиной психотического состояния или его следствием.

Дин не стал делиться с доком готовым ответом. Все равно не Кадинскому лечить Сэма.

Отель звался явно не "Калифорния". Сэм полулежал на обшарпанной постели весь в белом, вплоть до тапочек, и с царапинами на высоком лбу, будто от тернового венца или стебля розы. Глютик в небрежно-повседневном прикиде восседал на столе и плел дырявую колыбель для несуществующей кошки. Между прочим, напоминал он косившемуся в его сторону мученику, не будь у Сэма души, ему бы и спать не понадобилось. Не говоря уж о том, что некому было бы мешать ему спать. Зачем, ах, зачем кое-кто впихнул в беднягу этот болезненный шарик света, коему самое место в Аду!

Легкого на помине кое-кого сатана приветствовал радушно: а вот и мистер Беспомощный явился.

Сэм принял мистера в полном соответствии с продолжавшими поступать от Глюца ремарками и раскритиковал циничную, по мнению сатаны, идею найти целителя: у него, чай, не банальный грипп, который может вылечить какой-то там жулик. Дин ведь помнит, что целители – сплошь жулики? Не забыл, как один из них Жнеца на поводке водил?

Забудешь такое. Не зря Сэма по просьбе Дина чинил сам босс Жнецов.

Нет-нет, Сэм не хочет сказать, что помощь брата ему не нужна или он в нее не верит. Зачем же так грубо. Но раз уж брат его насильственно одушевил, значит, скорого и печального конца не миновать. Ведь Смерть предупреждал, и Кас предупреждал…

Дин взбеленился. К чертям Каса, и хватит корчить из себя долбаного Далай Йоду! Отчего бы Сэмми не разозлиться, ведь он так хорошо это умеет? На себя, свою шизу, свой страх и покорность разозлиться!

Он слишком устал, тихо и скорбно вздохнул Сэм. И разве можно исцелить уникальную душу, добровольно отданную владельцем на корм дьяволу?

Дьявол, по-бабьи подперев ладошкой щеку, аж заслушался этой арией по его сатанинской партитуре. Какой момент, товарищи, какой эпичный момент!..

Но момент канул. Дин понял, что скудные внутренние ресурсы в младшем иссякли, воздержался оспаривать психа и ушел обзванивать боббины контакты. Сэм устремил печальный взгляд вдаль. Глюц оставил кошачью люльку и принялся штудировать справочник психических расстройств. По описанию нарциссизм ему глянулся куда больше, чем в свое время – доктору Эрике. Пожалуй, все симптомы сходятся, вот только пункт о неспособности поддерживать здоровые отношения… Разве они с Сэмом, такие эмпатичные, обаятельные, идеально социализированные, - не подарок любому человеку и гражданину? Что думает Сэм?

Сэм думал, что все это – бред страстотерпца, не имеющий к нему содержательного отношения, но, к несчастью, не становящийся от того менее настойчивым. Стоило супостату умолкнуть на минутку, как болезный вздремывал – но тут вваливался док с расспросами о самочувствии. Сэм скромно ответствовал, что ввиду высокого болевого порога сломанное ребро почти не болит. Кадинский сулил повысить ему сей порог новейшей элегантной пыткой – и оборачивался ухмыляющимся Глюцифером, по-прежнему жаждавшим задушевных бесед. Тем паче что обстановка располагала: Прекраснейший и его особый вессель снова одни, заперты, совсем как в прежние добрые времена – там, внизу, в Клетке… Почему бы не поговорить?

Спросонья Сэм позабыл о бесполезном уже игноре и велел гаду отстать. Болтливость – поистине дьявольское качество, орудие элегантной пытки; возможно, лишь теперь он, всегда веривший в эффективность народной разговорной психотерапии, постиг это.

А может, и нет.

С симпатичной Марин, которая носила обширный пластырь на тоненькой шейке и воровала для Сэма шоколадки (больничную еду тот есть не мог – Лютик неизменно напускал в нее червей, будто мстил за давнюю попытку своего весселя испортить аппетит умиравшему брату), он бы поговорил. Но Глюцифер тихонько окликал Сэма в мегафон, и девушка испуганно убегала от вздрагивавшего в полной тишине пациента.

Дин, запасшись чипсами и орешками, листал старую тетрадь, выписывал имена и номера, звонил, просил, извинялся, вычеркивал – и начинал все сначала. Покончив с тетрадью, взялся было за блокнот, да решил сперва обновить запас пива под рукой и полез в древний облупленный холодильник. А блокнот возьми и упади. И вывались из него визитка таксидермиста Мэкки.

Не слишком удивившись или обнадежившись, Дин и ему оставил сообщение.

И запустилась цепная реакция обыкновенных чудес.

Мэкки не просто перезвонил Дину, честно листавшему жизнерадостные целительские сайты. Он оказался вдвойне бесценным свидетелем – как охотник и как пациент, лично столкнувшийся с неким Эмануэлем, странствующим специалистом по психическим расстройствам и не только, пару месяцев как возникшим на горизонте. Не доверяя, как все охотники, сей чудодейной братве, Мэкки оставил адресок жене кудесника под вполне реальным предлогом - его правый глаз ощутимо сдавал, - и заготовил серию проверок и ловушек в ожидании подозрительного гостя. Однако ничего сверхъестественного в Эмануэле не обнаружилось.

Если не считать того, что он в одно касание вернул чучельнику идеальное зрение.

Вскоре Дин уже стучался в дверь Дафны из Колорадо, супруги означенного Эмануэля.

Сперва, правда, неловко вышло – он едва не принял за целителя вышедшего из двери одержимого и уже начал было рассказывать ему о своих надеждах, когда увидел в окошке связанную леди. Черноглазый, поняв, что раскрыт, отбросил маскировку. Конечно, Дин первым делом напомнил обалдую приказ босса, но, видать, прав был Фергюс в своих жалобах на трудности управления адским народцем. Этот подданный, к примеру, решил, что новый интерес его величества – к Эмануэлю - отменяет старые запреты, к тому же что хорошего сделал Дин для владыки подвала? Где голова Дика Романа на блюде? Стало быть – в расход давнего недруга всея демонов, рассудил безрассудный, бросаясь на Дина.

И отправился в расход сам. Без ножа Руби Дин даже к целителям не ездил.

Когда тушка несчастного, освобожденного от одержимости посмертно, скатилась по ступеням к ногам стоявшего внизу мужчины, Дин оцепенел.

На него растерянно глядел Кастиэль. Глядел – и не узнавал.

Как обычно, не ведая, что говорить и что думать, Дин старался помалкивать. Знакомо-чужой Эмануэль развязывал и успокаивал жену – та глядела на мужа восхищенно и тревожно,  беспокоясь не о себе, но о нем; благодарил Дина за ее защиту; ошеломленно констатировал, что благодаря своим специфическим дарам видел ужасный лик убитой им твари. Демона, подсказывал Дин. Лишь одного из разгуливающих по земле. И умолкал, обнаружив, что великий целитель и любящий супруг ни фига не знает о сверхъестественном. 

И о себе самом - тоже.

Что мог Дин объяснить ему, такому невинно-синеглазому, не ведавшему, кто он и что натворил, о своей проблеме?

Проблема - его брат.

Скажем так.

Проблема меж тем жила – или, вернее, доживала – полной, насыщенной жизнью жертвы ДТП, раздавленной автобусом. Быть может, тем самым, что неуклонно стремился к пропасти. Особо впечатляло, что автобус и жертва были одним целым. Сатана, учтя пожелания клиента, прекратил собственные вокальные опыты и обзавелся магнитофоном с веселыми песнями-побудками, а также и коробочкой петард, которые поджигал и разбрасывал по палате, развлекая себя и сожителя. Сэм, по его мнению, неплохо держался, для раздавленного, конечно, даже твердил себе, что шумовые эффекты Люца нереальны. Но, как резонно уведомил дьявол, это не имело значения. И то верно: какая разница, реальность или воображение не дают тебе спать, есть, жить, - если ты не можешь с ними справиться?

Откормленное эго, оформленное безумие сочувственно констатировало собственную победу и непохожесть своей жертвы на парня, который, предположительно, однажды спас мир. Путем одоления этого самого сатаны в себе.

Почему же он сейчас не может воспроизвести достигнутый результат?

Сэм демонстративно поворачивался к обидчику задом, продолжая тихонько вздрагивать и не ведая, что Дин уже везет к нему удивительного во всех отношениях целителя, аккуратно расспрашивая о постигших амнезийного Каса приключениях.

В знакомой скромной манере Эмануэль, вновь оставивший любящую жену ради помощи ближнему, поведал, как Дафна нашла его на реке, мокрого, голого и беспамятного, аки младенец. Как подобрала и выходила, приговаривая, что чужака со странными талантами послал ей бог. Сайт, нарекавший новорожденных, похоже, был с нею согласен, дав найденышу имя чаемого древнееврейского мессии, означавшее "С нами бог". Эмануэль не тосковал по прежней забытой жизни – у него была новая, хорошая – и не боялся, что прежде был кем-то вроде плохого парня. Не чувствовал он в себе скверны.

Дин изучающе косился на заново родившегося экс-друга, чья выплеснутая в мир скверна долгие месяцы жгла Винту-старшему душу и вторично осиротила его, и видел прежнего Каса, разве что не целиком. Защищенный от своего чистилища амнезийной стеной, он воистину казался воином божьим - счастливый, уверенный, любящий и любимый, то и дело оставлявший жену-спасительницу ради тех, кто нуждался в его помощи, но всегда возвращавшийся к ней, безгранично верящей в мужа. И как же легко было обрушить эту стену... Не сложнее, чем любую другую, оберегавшую наивных от кошмара личной правды.

Глюц стал деликатно оставлять Сэма наедине с Марин, продолжавшей захаживать к хворому с шоколадками, которые, впрочем, у Сэма не было даже сил открыть. Она вполне освоилась в этих благословенных стенах за пять проведенных здесь недель. Марин тоже слышала кое-кого, кто желал ее переселения в небытие, только был это не Чарли Мэнсон и не дьявол, а ныне покойный брат.

Сдержанный санитар тайнами пациентки с Сэмом не поделился, лишь намекнул, что попала она сюда не из-за случайной аварии, как некоторые. Но, видать, глюциферовы петарды даром не прошли – Сэм вдохновенно стрельнул наугад вопросом про устроенный ею пожар и попал в центр мишени, ужасно взволновав Марин. Да что этот ненормальный понимает? Одно дело – слышать советы постороннего психопата, и совсем другое – когда твой же брат уговаривает тебя покончить с собой, отрезала она усиленно моргавшему для стимуляции мозговой работы Сэму.

Итак, вопросил Эмануэль, от чего предстоит лечить динова брата? Болезни более духовные, нежели медицинские, его не пугали, найденыш Дафны справлялся и с ними. Но Дин намекнул, что братняя голова повредилась не без чужой помощи, и целитель, тонкий душевед, почуял, что тот зол. Видимо, Дина предали. Видимо, чувак, сделавший это, был его другом. И, видимо, Дин чувака убил. Проницательный Эмануэль полагал, что его новый клиент убил многих.

Дин не спорил. Уточнил только, что не уверен в смерти означенного друга-предателя. Его вдруг прорвало – очень аккуратно прорвало, через боковой клапан, чтобы Касу, не дай Чак, не воздалось сторицей. Может, он и не на Каса злился, не на то, что натворил пернатик. Может, проблема в самом Дине. В том, чего Дин не сделал, ибо не мог. Он всегда умел справиться и простить – практически что угодно. Пусть не сразу и не с легкостью, но – всегда. А нынче вот – не получалось.

И больше всего Дина тревожило, что он не понимал, почему.

Оттого ли, что чаша родительского терпения переполнилась. Оттого ли, что деяние ангела превышало амортизирующие возможности универсума. Или, возможно, все дело в том, что предавший был не просто другом, но частью диновой неделимой души?

А не надо понимать, решительно сообщил Эмануэль. Дин же – человек, а не машина. Значит, может позволить себе злиться на предателя со странным именем. Вплоть до убийства. Не усложняя.

Дин промолчал.

События понеслись стремительным домкратом. В магазинчике, куда он заскочил пополнить дорожные припасы, на него без предупреждения налетел одемонелый тип. Пришлось прирезать, разбив в процессе телефон. На место павшего тут же явились еще двое. Устало вздохнув, Дин швырнул в одного из них нож, не попал, сам улетел в стену… Тут один вражина засветился предсмертным светом, а второй, видя такое дело, спешно покинул захваченную тушку. Дин ругнулся в адрес Эмануэля, в полной уверенности, что сукин сын взялся за старое, - но вместо ангела узрел демона. Старейшая из уцелевших знакомцев, Мэг, чрезвычайно интересовалась целителем. И, по традиции, просилась в оскудевшую команду, будто там медом намазано.

Правда, у нее были на то резоны. Их демоница и излагала, пока Дин, вывесив на двери табличку "Закрыто", отбирал чертовы припасы. Мэг по-прежнему состояла в непримиримой оппозиции к Кроули и жаждала его головы не менее, чем сам король – головы Дика. Но ее повстанческая армия пока состояла из одной генеральши, и Мэг искала друзей. Ведь она когда-то тоже помогала братьям. А поскольку Дин не спешил зафрендиться, резонно полагая, что мерзавка хлопотала и хлопочет прежде всего о себе, она поставила ребром вопрос о судьбе амнезийного целителя, вызвавшего волну слухов среди черненькой братвы и до странности походившего на одного покойного ангела. Дин ведь и сам уже заметил сильно возросшую активность демонов, от которых отдыхал несколько недель. Не особо скрывая, что ей небесное супер-оружие весьма пригодится, Мэг предложила: в условиях, когда Мэг и Дин взаимно не верят друг другу, зато Дину верит беспамятный и беззащитный Эмануэль, которого жаждет заполучить Фергюс, простейшее взаимоприкрытие спины на основе личной заинтересованности никому не помешает.

Не понаслышке зная, какие странные союзы случаются в отчаянные времена, Дин выдвинул условия: Мэг держит рот на замке, они едут прямиком к Сэму, нож возвращается к хозяину. Ни на секунду не убоявшись лезвия в спину, демоница приняла их все.

Эмануэль при виде ее встрепенулся, но Дин, мрачно глядя в сторону, выдавил: это, э-э, друг. И невесть откуда взявшееся доверие к нему Эмануэля было так велико, что он, явно преодолевая отвращение к истинному лику демона, терпел даже явный флирт. Пока Дин, осерчав, не загнал свою старо-новую команду в очередное ржавое корыто, которым рулил ныне.

В пути висела напряженная тишина. Эмануэль был наивен, но неглуп; намеки Мэг и гримасы Дина навели его на мысль, что от него что-то скрывают. Дин заверил, что неловкость – обычный эффект от присутствия Мэг. Целитель тут же пожалел девушку – нелегко ей, должно быть, живется с таким даром. Но, получив от нее милое заверение, что Дин шутит, он подумал и вежливо улыбнулся.

Дин хмуро косился на пассажиров. Некоторые вещи не меняются. Иногда это утешает. Иногда тревожит.

У Сэма кипела работа, столь увлекательная, что Глюц вернулся на прежнее зрительское место. И не прогадал. После того как Сэм, подкараулив Марин и извинившись, заявил, что верит ей, и предложил помощь, девушка внезапно констатировала: ее собеседнику становится хуже. Скоро у него выпадут ногти и волосы и почки отвалятся, как в кино.

Сатаниэль залился таким радостным смехом, что Сэм едва не улыбнулся в ответ: ведь сожитель в кои-то веки не мешал, напротив, наблюдал с честным интересом. Он тоже любил охоту. И прочие саморазрушительные занятия.

Быстро выяснили, что имеют дело с призраком. Правда, умерший год назад брат Марин никогда не показывался ей на глаза. Только беседовал. А она так скучала по нему, что, даже понимая, что эдак и с ума сойти недолго, не могла устоять. Усопший жаловался на одиночество, его речи становились все безумнее, и однажды, когда испуганная Марин бросилась наутек, комната позади нее запылала.

Предмет с генетическим материалом кремированного покойника нашелся тут же – браслет-фенечка, который он когда-то сплел для Марин, да еще и раненой рукой. Опытная Марин украла зажигалку и несколько баночек соли. Тут Глютик не стерпел и поучаствовал, нежно дунув на белую полоску. О, этот сладкий миг прихода! Что, не сладкий?

Пятясь и трепеща, Сэм сослался на головокружение. Это пройдет.

Несомненно, подтвердил Глюц; как только остановится сердце.  

Больше он не мешал. Парочка благополучно дождалась призрака, стоя в круге соли, Сэм поджег браслет, и беспокойный дух, умолявший сестренку не делать этого, исчез в языках огня. Засим Марин вымелась из палаты, наскоро поблагодарив спасителя, а на место последней сэмовой охоты прибыли санитары – фиксировать бойца невидимого фронта. Боец не перечил – наверное, сказалось перенапряжение.

Он ненадолго вынырнул из обморока, чтобы проверить свои гниющие, как и предрекала Марин, ногти и послушать Кадинского и Глюца, пристроившегося за левым докторским плечом.  

Док осведомился о сэмовом самочувствии.

Дьявол сообщил, что эта душа сломлена, и заботливо спросил, дадут ли Сэму еще таблеток.

 В пилюлях было отказано – пациент уже получил предельную дозу. Придется попробовать хирургию.

Лоботомия? - обрадовался Глюц.

Не лоботомия, утешил док.

Какая досада, расстроился сатана.

И Сэм вновь согласно прикрыл глаза.

Экипаж машины боевой уже разглядывал демонические заставы перед клиникой. Эмануэль божился, Мэг чертыхалась, Дин молча таращился в бинокль и видел лишь санитаров да пациентов. Запасных ножей Руби у него не было, запасного плана – тоже. Из оружия оставался только Кас. Целитель глядел на Дина растерянно, демоница – ехидно. Неужто забота о старом дружке перевесит заботу о Сэме?

Отозвав Мэг в сторону, Дин сурово разъяснил, что не о тонкой касиной натуре печется, а сугубо об интересах дела. Узнай Кас, что он натворил, - как отреагирует? Может, спятит или телепортируется?

Эмануэль подкрался незаметно и попросил рассказать ему правду, пообещав справиться. Не успел Дин, отлично знавший касовы пределы, возмутиться его самонадеянностью, как Мэг влезла с чистосердечным признанием. Пришлось подтвердить, что Эмануэль таки ангел. Не в смысле заигрывания, а в смысле вида тварей божьих. Отсюда его целительские и прочие таланты.

Эмануэль в обморок не упал, но озадачился, почему от него скрывали столь радостную весть. Ведь ангелы – они хорошие? Дин в двух словах объяснил, каковы ангелы, а Мэг в свой черед подтвердила: уж кому, как не Дину, знать. Как-никак он и Эмануэль вместе воевали. Лучшими друзьями были.

Демон сказал, ангел услышал. Вот, значит, как. Значит, он и есть тот… чувак со странным именем. Который предал. Который Кас.

Но Эмануэль волновался вчуже. Он ничего не помнил и чувствовал себя за то виноватым.

Наверное, он все-таки был хорошим человеком.

Наверное, очень многие были бы хорошими людьми, если бы забыли часть себя.

А Мэг гнула свое: Касу по силам уничтожить всю кучку демонов, караулящих вход в клинику.

Но Эмануэль не помнил, как это делается.

Рефлекторно, подсказал Дин. Как езда на велосипеде.

Но Эмануэль и этого не умел.

И все же решил попробовать.

В чем-то Эмануэль и Кас были очень схожи.

Если Дин надеялся, что бушевавший в нем хаос чувств скрыт под маской деловитой невозмутимости, то он себе изрядно льстил. Демон неколебимо верил в бойцовские качества ангела. Дин же отчаянно за него боялся, ибо знал своего пернатика и знал, что ему предстоит столкнуться вовсе не с полудюжиной рядовых демонов. Гораздо хуже – с самим собой.

Будучи не в силах ни простить, ни возненавидеть, ни помочь, ни попросту плюнуть и забыть, он смотрел, как ангел возвращался на землю. Во мрак и ужас собственных грехов.

Демоны всполошились, завидя идущего к ним мертвеца. Несколько неуверенно он ухватил одного из них за куртку, потом, будто вспомнив что-то, возложил длань на лоб одержимого. И по мере того как стрелами света отлетали демонические жизни, в Эмануэле возрождался Кас, вырастая из отъятого левиафанами прошлого – из истории его знакомства с Дином, его возвышения и падения, предательства, преступления, превращения. Вспомнив все, что он сотворил с Сэмом, землей, Небесами и диновой дружбой, Кас осознал, что ничего не в силах исправить. Так зачем же он все еще жив?

Дин понимал состояние Каса и мчался за ним, не умея, не имея права его утешать - зная то, что он знал сейчас. В конце концов, Кас сделал все, что мог. Это не значит, что сделанное им – хорошо. Но, может быть, он все еще здесь как раз для того, чтобы что-то исправить?

Не в силах подобрать нужных слов, сказанных когда-то в избытке, Дин просто вытащил мятый, окровавленный касов плащик – все, что осталось ему от предавшего друга, что он перекладывал из багажника в багажник долгие месяцы, пока играл в смертельные прятки с порожденными его ангелом зубастыми тварями, - и отдал владельцу. Будто вернул прошлое – вместе со своими надеждами, верой, ожиданием. Будто вручил ему его судьбу в собственные руки – вместе с самым последним шансом. Как спецовку, которую следовало надеть, чтобы прибрать за собой.

Ближайший требовавший починки предмет уже был доставлен на прописанную Кадинским и предсказанную Глютиком "элегантную пытку" (и откуда знал, мерзавец?). Сэм взволновался и помянул было брата, но доброжелательный санитар, вознося хвалы электрошоковой терапии, воткнул ему в зубы резиновую затычку, надел на лоб электроды и пустил ток, салютнув почерневшими глазами.

А когда он хотел поддать жару, с ним случился Кастиэль в плаще, и одержимый рухнул с выгоревшими глазами. Сэм же, приняв ангела за Люца, сообщил, что тот нереален, и отключился.

Кас изо всех сил скорбел о Сэме, но, увы, ломать – не строить: стена, которую он когда-то обрушил одним касанием, восстановлению не подлежала. От нее не осталось даже обломков – все намеки на защиту были стерты в пыль происходящим в сэмовой голове. Глютиком, который, как верная сиделка, читал своему освободителю и мнимому победителю назидательные детские сказки, подчеркивая мудрость третьего поросенка, отыскавшего нужные для защиты кирпичики и построившего надежные стены.

 Дин, пристроившись в уголке, печально глядел на угасавшего в страхе и тоске, как загнанный зверь, спятившего брата, понимая, что Кас прав и устранить проблему, кроме Сэма, не в силах никто, - а Сэм не в силах тоже.

Извечная родительская мечта - если бы можно было взять себе боль ребенка…

Взять себе! – встрепенулся вдруг Кас. Это он может. По сути, только это и может. Ангел станет клеткой для дьявола, и Сэм освободится от своей нерешаемой проблемы.

Сэм шарахнулся от склонившегося над ним Глютика, предупреждавшего о новой боли и сожалевшего – на случай, если они больше не смогут общаться – о том, что сделано. Кас прижал ладошку к хворому лбу. В зрачках выгнувшегося дугой пациента сверкнули красные искры, опасный багрянец залил глазницы и потек, петляя вздувшимися кровавыми жилами, по руке целителя, к его лицу, в его глаза…

Когда переливание дьявола завершилось и Сэм, отдуваясь, подскочил на кровати, перед ним был не Люц, но Кас.

А перед Касом -  не Сэм, но Люц, приветствовавший брата дружеской ухмылкой.

Перепуганный ангел, попятившись, вжался в стену и уже не видел и не слышал ничего, кроме дьявольского смеха.

Таким и оставили его Винты на попечении неизвестно что подумавшего об эдакой рокировке доктора Кадинского, – сменившим грязный плащ на белые одежды, погруженным во внутренний разговор с той частью себя, которую он давным-давно срисовал с друга Сэма, да не сразу это заметил. Тень нашла приготовленное ей место и уютно устроилась в нем. Ангел Дина, потерянный, обретенный и вновь потерянный, приступил к знакомству с собой.  

Вот ведь знал Дин, что ничем хорошим возвращение памяти не кончится.

Экстракция сатаны не замедлила сказаться и на Сэме: избавившись от воспаленного эгобуса, он сразу приступил к критическому анализу диновых действий. Во-первых, оставлять Каса в психушке ощущалось неправильным. Нет, против самой пересадки Глютика Сэм не возражал, но почему бы не возить его в новой тушке с собой? У Дина уже есть опыт ухода за шизиком, а Кас и в таком виде может пригодиться…

Дин, думавший, как всегда, не об использовании, но о защите, устало перечислил свои резоны. За Винтами следят. На них охотятся. У них будут искать Каса в первую очередь. А они не имеют ни одной безопасной норы и оборонить друга в случае атаки не смогут. Здесь же Кас по крайней мере не отсвечивает: ангел, одержимый сатаной, - вполне нормальный обитатель психушки. С голоду и от бессонницы он не помрет, все видевшие его демоны мертвы… Ну, кроме одного.

И кстати, во-вторых, - Мэг, подхватил Сэм, в ромашечные периоды крайне не одобрявший принципа "враг моего врага – мой друг", похожего в его глазах на сделку. Задумавшись на пару секунд, Дин подобрал сему союзу точную формулу: это не сделка, а гарантия взаимоуничтожения. И о каких друзьях речь, если все их друзья мертвы?

Сэм, по обыкновению, ни черта не понял, но вновь испугался. На сей раз - правильно.  Ибо саморазрушение Дина по масштабу последствий для мира и лично для Сэма не шло ни в какое сравнение с аналогичной поломкой самого Сэма.

Пока же клинике, в которой поохотился Сэм, пришлось пополнять прохудившийся штат. Доктору Кадинскому повезло: на трудную, нервную, неблагодарную работу с его пациентами претендовала милая женщина с прекрасным послужным списком и мягким голосом. Медсестра Мастерс желала ухаживать за беднягами с помраченным разумом.

Особенно за одним из них.