7.13: Что за комиссия, Создатель…

Судьба делает из нас покойников, но мерзавцами
мы становимся по собственному выбору.
(В. Камша)

Пока обостренная чувствительность Дина к вселенским диссонансам плавно перетекала в хроническую, а к Сэму на мягких лапах подкрадывался рецидив, кто-то кое-где порой убивал респектабельных, успешных американцев мужеска полу в полном расцвете лет - тридцати годков плюс-минус.

Смерть, как всегда, являлась внезапно. Чуть слышно скрипнула входная дверь, и хозяин просторного комфортабельного жилища, одиноко восседавший за компьютером, вскинул голову: Барб? Нет, показалось… А спустя секунды он, пролетев полгостиной, врезался в стену; несколько раз мелькнуло над ним длинное желтое лезвие с кровостоками, заливая кричащего мужчину потоками алых брызг; и когда неведомый убийца довершил свое дело – на груди остывающего в лужах крови трупа с обрубками вместо ступней и кистей красовалась замысловатая пиктограмма, напоминавшая не то жука, не то стилизованного гермафродита.

Дин, препоручив Сэму рулежку процессом и заодно – очередным семейным экипажем, похрапывал, привалясь к окошку. Проснувшись же, немедля хлебнул вместо кофе бодрящего из фляги. Боббиной. Что подвигло Сэма на серию язвительных замечаний и скептических гримас: брат спер у покойника флягу? На память обычно берут фото или что-то вроде, но не личные вещи, был уверен опытный в светских правилах младший. Ах, из уважения к Бобби? Ну и еще – в качестве психотерапии, навроде сэмовых гонок за недостижимым, небрежно отпарировал Дин.

Сэм счел это наездом на найденное им дело и обиделся. Ведь какое дело – пальчики оближешь! Четверо мужчин за две недели потеряли жизнь и конечности! В конце концов, раз до Дика Романа сейчас все равно не добраться…

Надо заняться хоть чем-то, да, - пригорюнившись, согласился Дин, сам когда-то обучивший младшего этому приему переключения. Он бы лучше залег на дно да Импалу медитационно поремонтировал, но кто и когда Дина спрашивал, что для него лучше?

В отместку он устроил тихий саботаж и воодушевленно расхвалил молодому медэксперту с кудрявым чубчиком чудесный соцпакет Бюро, компенсирующего своим трудягам-агентам тяготы круглосуточной работы десятипроцентной оплатой любой наркоты. Сэм скрепя сердце вновь явил собою образчик выдержки и терпения.

Медэксперт оказался свой в доску и весьма неглуп; он бодренько поведал о предсмертных истязаниях жертв, о том, что последний бедняга, судя по всему, не завершающий, и о куске кожи убийцы, обнаруженном в зубах одного из убиенных. Правда, вычислить супостата по ДНК не удалось. Такой генотип отсутствовал не только в базе данных, но и в целом человечестве, невозмутимо сообщил кудрявый.

Дину пришлось со скрипом согласиться, что дельце, пожалуй, по их части – кто бы ни был неведомый коллекционер ладошек и пяток, на обычного и даже на безумного фетишиста он не похож. Идею Сэма насчет посидеть в мотеле и поискать таинственный символ Дин принял с энтузиазмом и посоветовал брату немедля исполнять, сам же отправился общаться с аборигенами. То есть в бар, - перевел эвфемизм Сэм, ехидно усмехаясь над братней примитивностью.

Дин, вопреки ожиданиям, не умилился проницательностью меньшого и высоконравственным умником его не назвал. Да, в бар. Если Сэму так проще.

Может, это и не последняя ночь на земле, но и до нее недалече. Иначе почему Дину так паршиво?

В уютной "Кобальтовой комнате", ласкавшей взгляд, согласно брэнду, всеми оттенками синего и наводившей на мысль о реющих в воздухе неощутимых ядовитых эманациях, он обрел очаровательную представительницу аборигенов и с превеликим удовольствием болтал с нею отнюдь не об отрубленных конечностях, но о сущих пустяках:  о ее ужасных свиданиях и ее, а также своей, моральной неготовности к длительным обязательствам; о своей консервативной работе – банковских инвестициях – и успешном прошлом годе; на пожелание грядущих финансовых успехов ответил японской благодарностью. 
Лидия смеялась: вы только посмотрите на него!
Посмотрите на меня, - не возражал Дин.
Сегодняшняя ночь не была ночью исповедей. Слова ничего не значили. Они служили лишь дымовой завесой. Настоящий разговор вели глаза и губы. Они спрашивали и отвечали, зазывали и обещали. И договорились без проблем.

В дом Лидии пара ввалилась уже в разгар прелюдии, без отрыва друг от дружки. Дин, в присущей ему манере, уступил даме общее руководство, не навязывая своих предпочтений, но всецело поддерживая ее начинания и глядя на партнершу заранее восхищенными глазами в ожидании небывалых чудес. Даму это более чем устраивало – командовать кавалерами она умела и любила.

Так и случаются лучшие ночи в жизни.

Не для всех эта ночь сложилась столь удачно. Некоему молодому мужчине, одиноко посасывавшему пиво перед телеэкраном, она принесла несовместимые с жизнью увечья. Пока охотник с аборигенкой увлеченно кувыркались в постели, этот, сдуру открывши дверь позднему гостю, летал по своим фешенебельным  апартаментам и вопил от боли, заливаемый фонтанами крови. А потом сверкали фотовспышки, озаряя украшенный все той же пиктограммой труп, обрубки конечностей, лужи крови…

И страсть, и смерть сопровождал известный секс-гимн любимых Дином и Беном австралийцев, однажды уже намекавших таким образом на тайные странности интимных делишек Сэма В.
Taking more than her share,
Had me fighting for air…

Что до Сэма, то он провел бесплодную во всех смыслах ночь в поисках чертовой пиктограммы, пришел к выводу, что им понадобится эксперт - не медицинский, оккультный, - и с утреца бодрячком выдвинулся на место нового происшествия. Дин выглядел неважно, а чувствовал себя еще хуже – непонятно, с чего, ночь-то была отличная. Видимо, старость таки не радость. Вот юному шустрому Сэмми "Кобальтовая комната" пошла бы на пользу. А эксперт… увы, умер он, их незаменимый эксперт.

На арене бойни, изукрашенной зело кровавым декором, братья познакомились с Шарлин Пенн, возглавлявшей следствие, а Сэм перебросился парой слов с другом и соседом покойного, заверившим, что Джерри был прекрасен во всех отношениях и врагов не имел. С женой, правда, случилась у него размолвка – сходил прекрасный Джерри налево, та обиделась и ушла. Вот почему свою последнюю ночь на земле тот коротал в обществе пива и телевизора.

Винты, однако, решили жену пока в подозреваемые не заносить – во-первых,  Джерри был не единственной жертвой, во-вторых, образ нежной леди, швыряющей по стенкам шестипудовых мужиков, вызывал у братьев когнитивный диссонанс. Дин аж потянулся за фляжкой – и понял, что забыл ее у Лидии. Проблемы это не составляло, всего-то и делов было – позвонить да попросить вернуть памятную вещицу. Сэм, правда, не преминул изобразить идиотское удивление: брат знает имя случайной партнерши? И даже телефон? Вау!
Лидия тоже не утешила, сухо сообщив любовнику, что очень занята, но, разумеется, перезвонит, если найдет флягу.

Дин озадачился. И был прав, хоть и не знал того. В данный момент Лидия была занята тем, что поглаживала свой огромный живот, напрочь отсутствовавший еще минувшей ночью.

Вскоре она уже тужилась под чутким руководством нескольких устрашающего вида матрон, велевших ей считать боль честью, в уставленном свечами помещении отнюдь не больничного колорита. Они же и нарекли хнычущую новорожденную Эммой, прежде чем позвать следующую роженицу. Дело, очевидно, было поставлено на поток. 

Найденный Сэмом профессор всяких древностей вдохновлял Дина так же мало, как и охота. Антрополог Моррисон был тот еще жук. Древностями он интересовался не более, чем вознаграждением за труды на благо ФБР, причем предложенное наивным Сэмом уважение нации его не устроило, и обещанные практичным Дином налоговые льготы тоже пришлись не по вкусу. Он прямо сообщил, что предпочел бы грин-кард для своей домработницы.  И тогда, возможно, расшифрует агентам великолепно симметричный символ, начертанный на трупах.

Дин только что не дымился - его выводил из себя корыстный ученый муж, вряд ли способный принести существенную пользу в охоте; ему хотелось позвонить Бобби и хлебнуть из его фляги; его беспокоило молчание Лидии и в печенках сидела охота. И всю эту кучу стресс-факторов увенчивал собою дражайший брат, чей нездорово-боевой настрой вызывал тревогу, а склонность радоваться чужим неурядицам подобала скорее дебильному мальцу, чем великому эмпату. То, что ночная подружка Дина не перезвонила красавчику-брату, приводило Сэма в куда больший восторг, нежели допускали приличия, о чем Дин даже счел возможным уведомить чуткого младшего.

К чертям все; хоть флягу бы вернуть.

Коварно брошенный объектом веселых подколок Сэм лишь папкой махнул досадливо.
А вскоре принялся вызванивать беглого напарника: Дин за старой флягой пошел или за святым Граалем? Сколько можно возиться - у них визит в полицейский морг срывается!

Но в этот момент Дину на расследование было плевать даже более прежнего.

Лидия встретила его неласково и перепутала имя кавалера. Может, Дин и обиделся, но виду не подал: его сверхъестественный нос слишком явственно чуял запах жареного. Преспокойно поправил склерозную подружку, учтиво разъяснил, чем ему дорога невзрачная фляга, такая же помятая жизнью, как и ее бывший владелец. Если девушка и искала повода выставить гостя, она его не нашла и побрела в дом за памятным сувениром, а неприглашенный Дин – следом.

Там, где прошла ночь дивных утех, его ждал сюрприз: годовалое дитя в розовых одеждах. Деликатно не замечая недовольства хозяйки, Дин обошел пытавшуюся невзначай заступить ему путь Лидию и устремился к ребенку, засыпав любовницу вопросами, на которые та отвечала крайне скупо. Так она занята присмотром за малышкой? Неа. Это ее дитя? Угу. Лидия Дину не говорила. Она много чего не говорила? И то правда. Как звать человечка?

Дин склонился к кроватке и вежливо поздоровался: привет, Эмма.
Тут и грянул звонок от потерявшего брата Сэма. Вежливо извинившись перед Эммой, Дин пресек сэмовы сетования – он, чай, не социопат, а весьма общительный парень, не бежать же из дому девушки, не перемолвившись с ней и словом, - и краем уха уловил разговор Эммы с Лидией. Не сюсюканье - именно разговор. Малютка отчетливо интересовалась, что за дядя к ним явился, а мама обещала объяснить все позже.

Офигевший Дин сбросил звонок, и Сэм, раздраженно вздохнув, полетел в морг в одиночку.

Труп Джерри открытий не принес, зато медэксперт оказался истинным сокровищем. Он прикрыл растерявшегося лжеагента от налетевшей тайфунчиком Шарлин Пенн – пока Сэм разевал рот, силясь придумать, почему ФБР зацепилось за это дело, курчавый бойко поведал начальнице и самому Сэму, что-де это же ясно: могли ли федеральные власти оставить без внимания серию идентичных убийств аж в трех штатах?

А по штатам-то Сэм обстановочку и не проверил. Но у дотошного эсперта были собраны все материалы, кои он и вручил забывчивому агенту. Заодно и визитки "Кобальтовой комнаты", замеченные Сэмом тут же, разъяснил. Оказалось, что по крайней мере вторая и последняя жертвы сняли девочек в этом известнейшем злачном местечке за пару дней до кончины. По той же схеме развивались события и пару лет назад в Чикаго, а еще двумя годами ранее – в Майями: трагично помирали, лишившись рук и ног, молодые, успешные мужчины, большинство которых до того наведалось в один и тот же бар.

Безвозмездно разжившись таким ворохом ценной инфы, довольный собою Сэм поспешил поделиться ею с продолжавшим отлынивать от охоты Дином. Тот, как некий одержимец, сидел в машине напротив дома Лидии, в который только что вошли две строго одетые дамы. Это вызвало у Сэма очередной всплеск веселого сарказма: ну точно у братишки остатки мозгов в штаны стекли. Пусть еще скажет спасибо, что конечности целы – иным посетителям уютного бара повезло меньше. 

Не расположенный к шуткам Дин, уже досыта наевшийся странностей и полный решимости выяснить их тайный смысл, вновь прервал беседу, и обиженный в лучших чувствах младший тоскливо вздохнул: называется, поговорили. А такое хорошее настроение было…

Увы, внимание старшего было поглощено гостями Лидии, вышедшими на крыльцо в сопровождении хозяйки и с розовым чемоданчиком, коего с собой не приносили. За ними на зов матери выскочила Эмма – худенькая девочка лет пяти. У Дина глаза на лоб полезли.

Лидия, велев Эмме быть предметом всеобщей гордости, сдала ее визитершам, и вся троица, загрузившись в машину, укатила куда-то. Проклиная все на свете, Дин проследил их маршрут до конечной точки – серого подъезда в невзрачном проулке – и вернулся наконец к боевому товарищу. Товарищ, слушая его повесть, резвился и фыркал: подумаешь, и младенец, и пятилетка оказались Эммами – у Джорджа Формана все сыновья Джорджи, что с того? Подумаешь, ночью Дин не видел ни манежика, ни игрушек, - Сэм в известном состоянии тоже эдаких мелочей не усек бы.

А Дин – не Сэм. Он все замечает. Тем паче – детей. Для него женщина с ребенком и подружка на ночь – две большие разницы. Нешто он бы позволил себе кое-какие взрослые забавы в присутствии младенца?

Скучающий Сэм уже жаждал вернуться в работу, а Дин со своими глупостями ему мешал. Великий спец по детскому развитию нашелся – будто он в курсе, что и когда мелкота должна говорить. Может, и годовалый ребенок в состоянии толкнуть солидную речь, почем знать? И вообще, может, чужие дети именно так и растут – утром оно бэби, а к вечеру уже Ханна Монтана…

Выручил Сэма смутный профессор Моррисон, пригласивший липовых федералов на мини-лекцию по загадочной пиктограмме. Хоть и была уже ночь.
Особенная ночь, по уверениям мужеподобной дамы, принимавшей у Лидии роды. Пока ее товарки кормили пятерых девчонок, включая Эмму, каким-то сушеным мясом, она сулила слушательницам законное место в удивительном племени, которое живет и убивает во имя своей создательницы и заступницы; вкушаемая же ими частица жертвы знаменовала эстафету, принимаемую у тех, кто выполнил кровавую миссию, продлил таким образом жизнь рода.  

Эмме понадобилось особое приглашение – девочка глядела на ораторшу исподлобья и медлила причащаться мясом неизвестного происхождения.

Винты же причащались знанием. Профессор, не забыв похвалить себя за выполнение нелегкой задачи, поведал им, что символ, которым его озадачили – или, во всяком случае, очень на него похожий, - талисман амазонок, не тех пародийных диво-баб, что в комиксах, а реальных, рожденных, по легенде, воинственным папой Аресом и мамой Гармонией. Легенды легендами, но исторические амазонки сильный пол из своей жизни вычеркнули напрочь, полагая себя вполне гармонично соединяющими бойцовскую силу папочки и созидательную женственность. Увы, им приходилось все же делать для мужчин исключение – продления рода для. Забеременев, бабоньки логично мстили за то осквернителям, убивая их путем отрубания различных частей тела и принося ненавистных самцов в жертву помянутой мамочке. 

Картина преступлений слегка прояснилась. Картина окружавших Лидию и ее дочь странностей – увы.

Не спала и решительная полицейская дама миз Пенн. Она сообщала итоги своего маленького частного расследования отслужившей вступительную амазонскую мессу для юного пополнения гренадерше. Итоги были тревожны: якобы федералы, свалившиеся ей на голову, - никакие не федералы, а жестокие братья-психопаты, которые недавно устроили кровавую баню в разных штатах и ныне явились по невинные амазонские души. В панику, однако, воительницы не впали – им и раньше приходилось иметь дело с подобным охотничьим элементом, и они вполне справлялись. Один уже в списке на элиминацию, осталось вписать туда же второго – и дело в шляпе.

Разоблаченные агенты тем временем работали с массивами данных согласно штатному расписанию: Дин, вздымая клубы пыли, рылся в боббиной сокровищнице, кою братья теперь возили с собой, и ругал отсутствие системы. Сэм, чинно листавший веб-сайты, мудро заметил, что систематизация предметов отражает систему в голове. Ему повезло больше: Сеть выбросила большое количество данных, не упомянутых Моррисоном. Что Дина совершенно не удивило: профессор мыслит масштабными категориями мифов и легенд, на фига ему детали, могущие спасти жизнь.

Первая из таковых уточняла изложенный ученым миф: амазонки были обязаны Гармонии не только рождением. Однажды, оказавшись под угрозой тотального истребления, они прибегли к ее помощи и получили ее, апгрейдившись от людей до наделенных сверхсилой чудищ. Хотя об их неуязвимости для обычного оружия ничего, к счастью, не сказано. Для скорейшего пополнения численности чудо-девы обрели фантастическую скорость размножения и взросления: 36 часов от зачатия до рождения, несколько дней на достижения зрелости, старение же шло обычным порядком.

Тут Дин крепко задумался. Сэм еще докладывал, что каждые два года девы, достигшие детородного возраста, рекрутируются для репродуктивной миссии, а в голове старшего все части паззла уже встали на места. Итак, все жертвы – мужчины цветущего возраста – за несколько дней до кончины снимают барышень – например, в баре навроде того, где он встретил Лидию; затем у партнерши будто из ниоткуда возникает ребенок, стремительно растет…

Сэм, недавно хихикавший над баснями братца о странной дочке Лидии, прифигел от вдруг осенившей его догадки. Эт что ж выходит – ребеночек-то чей…

Дин сурово велел Сэму не произносить сего вслух. Сэм пообещал и тут же нарушил запрет, возмущенно возопив о контрацепции. Думает ли он, что Дин выжил из ума? Сэм скорчил неопределенную гримасу: ну мало ли… было б из чего выживать-то…

Дин меж тем прикинул, не случилось ли инцидента, чему-то улыбнулся, совсем озадачив братца, и тут же тему закрыл: у него от этих мыслей мороз по коже.
Но если, тревожно куковал Сэм. Что ж, если "если", то диновы перспективы ясны – руки-ноги береги.

Пока Винты раскидывали мозгами, юные амазонки – уже не дети, но воительницы, вполне, впрочем, тинэйджерского вида – получали дипломы в виде клейма-пиктограммы на запястье. Наставница-гренадерша, прикладывая к девичьей коже раскаленный металл, монотонно вбивала в студенток последнее напутствие: они усвоили теорию, зазубрили традиции и вот-вот станут частью племени; осталось научиться терпеть боль и причинять ее другим. И снова Эмма отличилась, чуть пискнув от боли, и узнала, что если боль – это честь, то мужество – это вообще наше все.

Нескладная девочка-подросток проводила старшую сестру странным взглядом.

Разбирать бумажки Бобби – все равно что в помойке нырять, жаловался Дин, будто это ворчание вместо положенной скорби делало старика чуть более живым. Сэм ловко выхватывал те или иные картинки и шпилил их к стене, небрежно любопытствуя, чем же это Дин привлек амазоночку, ищущую достойный объект для пополнения генофонда. Тот скорчил виноватую рожу: наверное, она приняла его за богатого банковского инвестора… Сэм развел руками, возмущаясь братним легкомыслием. Ни одному в голову не пришел вопрос: а передается ли бизнес-успешность с генами и на кой черт она вообще сдалась бабам-воительницам?

И тут случилось нечто. На месте картинок, минуту назад отложенных Дином в сторонку, оказалась бумажка с текстом. Уведомленный об этом Сэм, с подозрением всмотревшись в брата, схватился за ЭМП. Прибор загудел. Сэм разглядел высоковольтную линию за окошком и свалил происшествие на ветерок, которого не было. Наконец, когда Дин прямо намекнул на Сингера, Сэм вспылил: это не Бобби, и все тут. Они его сожгли. Ну и что? – недоумевал Дин.

А то, что скорбящий меньшой не желал, чтобы это был Бобби. Потому что – по его версии - они оба слишком этого хотели.

Но бумажка-то могла оказаться полезной. Как, впрочем, и любая другая. Правда, по-гречески умеют читать только греки. И еще Бобби. И… профессор Моррисон.

Строго-настрого велев Дину запереться и никуда не выходить, скептик Сэм схватил злополучный листок и улетел к переводчику.
Ученый позднему гостю не обрадовался, снова заныл про скупость ФБР, и взведенный Сэм нагло посулил еще одну выгодную сделку: так и быть, Бюро снимет с профа прослушку.

Дин коротал время за ноутом, что-то сосредоточенно печатая вслепую, как некий Смит без Вессона, когда в номер деликатно постучали.  С пушкой наизготовку он глянул в глазок. Подобрал упавшую челюсть. И, подумав, осторожно открыл.

За дверью стояла блондинка лет шестнадцати с уже знакомым Дину розовым чемоданчиком и просила помощи на том основании, что он – ее отец.

Хоть и был Дин к этому готов – все же в лицо ему будто ледяной водой плеснули.
Случилось. Он породил-таки монстра.

Объятий дочери он не распахнул, а тут же, на пороге, устроил блиц-допрос: как она его нашла, как сбежала и, главное, - почему. Эмма стояла смирно и отвечала толково. Следили за Дином с момента ее зачатия; сбежала она в темноте, дождавшись смены стражи; причина – нежелание быть как те, кто ее учил. Учил терпеть боль и гордиться этим, быть сильной и прочим ужасным вещам. Пользуясь тем, что ничего не знающим воспитанницам остается лишь верить и слушаться…

По предъявлении еще свежего, воспаленного клейма – чертовой пиктограммы - Дин сглотнул и пригласил расплакавшуюся девочку в номер 31, не забывая оглядывать окрестности.

Эмма тоже осматривалась – слегка недоверчиво. Говорят, у амазонок папы богатенькие? Впрочем, ей пока не с чем было сравнивать.

Пистолет Дин убрал, но твердо вознамерился контролировать гостью и беседу. Это оказалось не так-то просто. Итак, если допустить, что Эмма не такая, как… те, - пока, - чего же она хочет от отца?

Эмма хотела, чтобы он ее увез. Защитил. Мама говорила, что он хороший… Дин усомнился, не верит? Ладно, проехали. Но ей сказали, что он охотник (Дин насторожился), - так, может, он сумеет ее понять? Хотя бы помочь? Потом она уйдет – ясно же, что она ему не нужна…

Вот только на жалость давить не надо, Дину и без того не по себе – ситуация-то слегка ненормальная. Но откуда бы Эмме это знать – три дня назад ее еще на свете не было. Едва она появилась – мама сдала ее тем теткам, а папа… Папа – ее последний шанс когда-нибудь обрести нормальную жизнь. Ну хоть немного нормальную…

Дин ерзал, будто на еже сидел.
Сэм – тоже. Восторги профессора по поводу великолепного экземпляра древней письменности бесстыже крали у него драгоценные секунды, а поделать было нечего. Наконец антрополог вник в сам текст, и – да, повествовалось в нем, как ни странно, об амазонках. Все та же легенда о жестоких нравах мужененавистниц. С одним-единственным различием: не забеременевшие дамочки убивали своих партнеров, а рожденные ими дочери – отцов. Таков был ритуал инициации амазонок.

Сэм сделал стойку. Это все меняло. Лидию Дин бы уделал, но дети – ахиллесова пята этого слабака. Ведь наверняка же, наверняка расклеится, рассиропится и останется без рук, без ног!

Девочка выглядела измотанной… и голодной? Таков удел шестнадцатилетних, храбро пошутила над собой Эмма; лишь бы папа ей верил…  Он верит? – допытывалась она.
Папа неопределенно поводил головой.
Он ей поможет?
Только если она сама взаправду этого хочет.

У Сэма, темным ангелом летевшего по пустым коридорам, случилась еще одна встреча, и пренеприятная – Шарлин Пенн, детектив, носившая на запястье клеймо-гермафродита, явно знала о лжефедералах больше, чем надо, и столь же явно намеревалась его убить. На сэмово счастье, в полете он врезался не в стену, а лишь в маятниковую дверь. Спустя десяток секунд амазонка была застрелена, а Сэм, кряхтя, печально созерцал свой разбитый сотовый, по которому он так и не успел предупредить Дина…

Узнав о ее дезертирстве, амазонки ринутся по следу и загонят ее, но если бежать, то сейчас, - поясняла Эмма Дину, наблюдая, как тот, покачав головой, лезет в холодильник, где несчастная мышь уже мылила петельку. Сыр и остатки бурито… трехдневные младенцы это едят?

Девушка встала и добыла из рукава длинный желтый нож с кровостоками.
Дин захлопнул холодильник и взял Эмму на мушку.
Она спрашивала, верит ли он ей?
Монстру, рожденному монстром?
Еще чего. Он и себе-то не верит.

Сэм гнал машину по ночным и оттого свободным улицам, лихими виражами обходя редкие авто. Он очень торопился.

А отец и дочь никуда не спешили. У него был пистолет, у нее – нож. Пат – наилучшая позиция для конструктивной беседы.
Эмма опешила, но лишь чуть-чуть. Ее предупреждали – с папой возможны проблемы.
Но она почти справилась, похвалил дочку Дин. Он ждал, что она будет болтать и отвлекать его – пока не явится мама.
А маме здесь не место, с каким-то горьким торжеством сообщила Эмма. Это ее задача – убить папу.
Убить, покромсать и знак нарисовать…
Ее так научили, понял Дин.
Это ее суть, уточнила Эмма.
И ведь не поспоришь.
Тогда он должен ее пристрелить. Немедленно. Полминуты назад.
Точно, улыбнулась Эмма. Что же он тянет? Это оказалось удивительно трудно. По крайней мере, для нее, чья суть - отцеубийство. Может, оттого, что это – не вся суть?

Иначе и быть не могло, понимала она: он – ее отец. Из-за него она здесь. В этом отеле. В этом мире. Нужно ли его за это благодарить? Нужно ли его за это убить?
Столько девочек без проблем получили свой кровавый аттестат зрелости – ну что же ты, Эмма?
Правильно ли это – рожденному убивать родившего?

Короткое детство Эммы было сплошным разочарованием. Еще одно дитя, не знавшее ни детства, ни любви. Потому что так было надо. Ее семье. А ее отец…
Он стоял стеной между ней и ее сущностью, не позволяя ей стать тем, чем она должна была стать. И ей следовало прикончить его.
Или ему – ее.
Или ему следовало ее защитить?
От собственной сути?
Знать бы, как…

Домчавшийся до двери Сэм заглянул в щелку. К его облегчению, Дин был жив и даже вооружен. Но, как всегда, недостаточно силен, чтобы поступить правильно. Сэма затрясло от гнева, когда он услышал, что брат предлагает монстру уйти восвояси, пока тот никого не убил.

Дин, подло убивший Эми, но понятый и прощенный Сэмом, пытался отпустить одну из этих, которые Сэма отродясь не спасали, а только что и вовсе чуть не прикончили!

Слезы в глазах Эммы то появлялись, то высыхали. Она не могла принять щедрое предложение о продлении ее безрадостного детства, повиснув между отцовским и материнским мирами, как враг обоих. Ей было лишь три дня. У нее не было выбора. Только убить – или умереть. Третьего варианта она не могла – не смела – предлагать. Ведь папа не возразил на слова о ее ненужности…

А время на раздумья меж тем вышло. На сцену с грохотом явился дядя Сэм, сердито зыркнул на Дина, преобразившегося в немой вопрос: "Неужели? ", и всадил племяннице в солнечное сплетение пулю обыкновенную, слегка запыхавшись от собственной решимости.

Дин не стал реагировать на вызывающий братишкин взгляд и закатывать истерик над телом убиенной доченьки, лишь грустно поглядел на девчонку, успевшую прожить на свете аж три дня. Вскоре Винты уже были в экспресс-интернате амазонок – увы, пустом и тихом. Воспитанницы и воспитатели разлетелись в люди, чтобы через пару лет вновь заняться пополнением генофонда и порадовать мать Гармонию конечностями лучших человечьих самцов.

Гены Дина Винчестера в амазонском потомстве не задержались. К лучшему ли это – Чак весть.

Упустивший добычу Сэм был зол как черт, что и демонстрировал всем своим видом. Так уж повелось: кто бы кого ни убил, Сэм всегда ходил в обиженных, а Дин его утешал. И на сей раз старший, вновь вручивший брату руль, с плохо сдерживаемым раздражением втолковывал, что он и сам не менее Сэма хотел бы испепелить гнусных баб, сперва хорошенько помучив; и что нет худа без добра – теперь Винты все про них знают и следующий амазонский брачный сезон встретят во всеоружии, ежели, конечно, проживут целых два года; и что если Сэм намерен дуться и дальше – пусть его.

Долго пыхтевшего Сэма наконец прорвало, и, конечно, в самом тонком месте. Что Дин ему говорил насчет Эми? Убей монстра, говорил? А сам?!

А Дин и собирался.
Преисполненный горькой обиды Сэм не поверил. Он же – не идиот. Он слышал, что Дин хотел ее отпустить.
Но и Дин – не идиот. Не хотел он… Сам-то он знал, чего хотел? Убить? Спасти? Отпустить? И куда, интересно?
У Дина не было ответов тогда. А потом, благодаря Сэму, они стали не нужны. Он знал, что убил бы – если бы возникла надобность. Изничтожить часть себя, снова, - что может быть проще? Но Дин ее, надобности этой, почему-то так и не почувствовал.

И вообще Эмма была не его, твердо заявил младший.
Старший лишь горько усмехнулся. Вообще-то она была его. Плоть, так сказать, от плоти. И монстр-человекоубийца по совместительству. Кого-то это удивляет? Только не Дина. Что он может породить, кроме зла, убивающего его самого?

Таки Бобби был прав, сумрачно решил Сэм, - с головой у Дина не того. Что за фигню он думает? Надо мыслить позитивно!

Теперь прорвало уже Дина, нахлебавшегося позитива от главного своего произведения по маковку. Сэмми небось думает, что он классно справляется? А он, между прочим, лажанулся, как и Дин. Только хуже.

Сэм вытаращил было на брата возмущенные айзы, но тот конкретизировать отказался, и Сэм благоразумно не стал настаивать. Подумав, он сбавил тон и жалобно признался: да плевать ему, как Дин справляется со своими траблами. С высокой башни. Только, ну пожалуйста, пусть не позволяет себя убить. Пусть существует, как хочет, хоть погано, абы рядом.

Легко сказать. А если убийца – внутри?
Но Дин сделает все, что сможет. И хватит об этом.