7.04: Глухая полузащита

– Только абсолютно бессовестный, успокоенный

и самоуверенный человек может пересечь Долину Совести.

– Обычно в сказках бывает иначе. Только тот,

кто добр, храбр, умеет сочувствовать…

– Увы.

(М. и С. Дяченко)

Как он бежал! Как удирал по темным пустынным проулкам от бешеного авто, внезапно пропадавшего и вновь слепившего фарами уже с другой стороны! Ему удалось добраться до дома, влететь в квартиру, захлопнуть дверь. Ему почти удалось уговорить себя, что он в порядке.

Но тут в прихожей похолодало. Изо рта пошел парок. Вспыхнул свет фар.

На стену рядом с вешалкой щедро плеснула кровь.

Обычное сверхъестественное дело, и Винты тут как тут. И дьявол с ними. Будучи окликнут изнутри, Сэм досадливо надавил на уже зажившую ладошку, вырубая звук. Чуть больше его обеспокоило, что и Дин чувствовал себя странно. Неужто Сэм начал доверять братнему чутью?

Всего лишь отвык от рутинной работы, пояснил Дин. Но, и верно, дело о левиафанах застопорилось, Бобби держит руку на пульсе, - чего штаны в тылу просиживать? Главную причину его самочувствия Сэм царапнул мимоходом, не догадываясь о ней: он вдруг вспомнил сказать спасибо за Эми. Ему ли не знать, как трудно дается милосердие его брату.

Дин кисло принял благодарность. Без проблем, Сэмми, обращайся.

На 4-м этаже, где чокнутый автомобиль размазал Мэттью Хаммонда по его собственной прихожей, пробив дыру в стене, датчик ЭМП с улюлюканьем зашкалил. Призрак? С лицензией? На убийство разве что, повеселил сам себя Дин. Сэм, по обыкновению, остался серьезен. На ковре обнаружилась щепоть красноватой грязи, на рабочем столе – ежемесячные счета от магазина Джейн, а в вазе, среди прочих мелочей, - юбилейная медаль общества анонимных алкоголиков за 10-летнюю трезвость. Дин покойнику посочувствовал: трезвый и мертвый – двойная невезуха.

С заминкой распределили объекты. От общения с экс-алкоголиками, кое Дину не без тайной заботливости пытался поручить Сэм, тот отказался наотрез. Товарищи бедного Мэтта, впрочем, и Сэму мало чем могли помочь. Покойный был хорошим парнем и явным обладателем неких личных проблем, о которых никому не рассказывал. Что-то точило его душу. Аккурат накануне кончины он, судя по отчаянному звонку из таверны "У Нила", едва не напился…

Джейн, владелица цветочного магазина, дала более конкретную наводку. За пару дней до смерти усопший оплатил на три года вперед ежемесячную доставку цветов некой мисс Элизабет Дюрен. Джейн странно поглядела на Дина, когда тот попросил адрес мисс.

Элизабет обитала на кладбище – уже 10 лет, с тех пор, как пьяный сосед сбил ее, 10-летнюю, вместе с велосипедом. Инцидент признали несчастным случаем. Сосед, конечно, с тех пор капли в рот не брал, даже медаль заслужил, но легче ему от того, похоже, не становилось.

Сэм бодро повлек напарника назад, на кладбище – завершать раскрытое дело огнем. Дин отнесся к своим прямым служебным обязанностям чуть ли не с отвращением. Поднадоело ему это веселенькое занятие – спасать убийц от их жертв.

 Пока Винты играли в лопату-соль-бензин, еще один гражданин развлекался спринтерским бегом по темным улицам Дирборна. И ему легкая атлетика не помогла. Из утренней газеты Сэм, оживленный, будто и не отработавший ночной смены, узнал и с выражением поведал Дину о Крисе Фишере, загрызенном диким зверем. Как страшно жить, буркнул Дин и распластался было по постельной горизонтали, но, не донеся голову до покрывала, вернулся в исходное положение – ресторанный туалет, где погиб Крис, был-таки нетипичной ареной для драм подобного рода.

Пришлось заняться обычным сухим завтраком, внимая щедро черпаемым Сэмом из Сети подробностям. Судя по воплям покойного, его преследовал пес, которого, кроме Криса, никто не видел и не слышал. Дин усомнился было в существовании псов-призраков – сам он имел дело лишь с одним видом таких животин, - но, в конце концов, если бывают мстительные духи автомобилей, а они-то братьям давно известны… К тому же у Криса с собаками сложились недружественные отношения. Пять лет назад его осудили за организацию собачьих боев. В общем, сам напросился, констатировал Дин.

Сэм вступился за усопшего: отработав год по приговору в собачьем приюте, тот, похоже, воспылал к песикам любовью, остался в волонтерах, жертвовал приюту деньги… возможно, те самые, заработанные на подпольных боях… В общем, люди меняются.

Порекомендовав уведомить об этом мстительного собачьего духа, Дин потер натруженную спину и с плохо скрытым неудовольствием воспринял ретивость брата, уже готового скакать в морг и дальше – в яблочный сад,  куда вели крупицы красноватой почвы, налипшие на ботинках и этого покойника. Может, это какая-то особо любимая яблоками почва; кабы Дин любил яблоки, он бы хоть этим утешился. Но обширный сад, куда они ехали, по сведениям Сэма, был давно заброшен, и шли вторые бессонные сутки обычного рядового расследования, и когда на дорогу выпрыгнул пожилой бородатый джентльмен – Дин едва успел экстренно затормозить.

Доставленный в отель Уоррен осознавал, сколь бредовыми должен счесть его россказни любой нормальный человек, но, поддавшись уговорам специалистов по бреду, он рискнул – и Винты узнали много интересного. Оказалось, на дорогу он выскочил, удирая из суда. Не из зала – залом служил сарай в том самом саду, куда охотники не добрались. Но там был судья и были свидетели – убитые им 30 лет назад владелец винного магазина и его жена. Уоррен был тогда молод и с тех пор непрестанно угрызался содеянным в тюрьме, из которой только что вышел – выйдя же, сразу направился пропустить стаканчик в баре "У Нила" и оказался в помянутом сарае…

 Сэм азартно брал след, просил Уоррена нарисовать странные символы, замеченные в сарае, - Дин же окончательно утратил интерес к делу, обещавшему вначале дихромную простоту. Его так и подмывало принять сторону призрачных мстителей. Он, конечно, говорил когда-то, что не их дело судить, - а только чье же оно тогда, если не людей,  и не этим ли делом беспрерывно занято человечество,  вырабатывающее и оттачивающее этические нормы на прецедентах? Прецедент самих Винтов, убивавших поболее, чем все дирборнские жертвы вместе взятые, Дина, к сэмовому удивлению, не переубедил, даже наоборот.  У призраков, имеющих к Дину счет, наверняка найдутся весомые аргументы. И Дин с ними уже согласен.

В общем, пусть Сэм возится с хнычущим убийцей, а Дин пока проверит бар, в котором сиживали как минимум две из трех жертв. Сэм насупился, заподозрив, что Дин не работать идет, а напиваться. За годы эпического синхрона он так и не усвоил, что паршивое настроение брата во время охоты -  важнейший штрих в общей картине.

Третья возможность Сэму в голову не пришла.

А ведь от Нила тропка вела к строгому судье.

Безуспешно поуговаривав Уоррена, панически боявшегося убитых им людей, проводить охотника к сараю-судилищу, Сэм усадил клиента перед телевизором, оградил его кругом соли и умчался в сад, на лету озадачивая Бобби идентификацией намалеванных Уорреном символов.

"У Нила" на Дина первым делом целеустремленно налетел смуглый носатый парень в бейсболке. Не настроенный отстаивать свою правоту в чем бы то ни было, Дин смиренно извинился ни за что и подсел к стойке, за которой колдовала очаровательная блондинка Миа. Она с готовностью признала в Дине копа – но не по ауре законности и порядка, а по виду человека, изрядно хлебнувшего дерьма. Распила с ним за компанию третий двойной скотч. Будучи стихийным психотерапевтом по долгу службы и зову сердца, особенно в некоторых случаях, сразу же спросила, любовь или работа – причина маеты клиента. Дин затруднился с ответом. Накосячено во всех сферах. Изливать душу водопадом, как щедро предложила Миа, он не стал – сеанс грозил бы сильно затянуться; поинтересовался лишь, случалось ли ей действовать втайне, потому что так было нужно? Миа тут же уловила суть: раз нужно, значит, и виноватиться нечем. Бессмысленно.

Дин покивал. Эта точка зрения была ему более чем известна. Демонстрировалась годами. Принять ее, увы, он не мог. Нужность поступка не отменяла вины за него.

Но, по крайней мере, намекнув, что она вскоре заканчивает работу и хотела бы к тому времени видеть клиента вменяемым, Миа сподвигла Дина переключиться со скотча на пиво.

А смуглый носач в кепке сидел сбоку стойки, превнимательно слушая и, казалось, буквально впитывая исходящие от клиента эманации.

Сэм отыскал сарай, со всеми предосторожностями его обследовал, ни черта не обнаружил, кроме ржавого трактора да красной землицы. Бобби преуспел больше: по символам Уоррена он вычислил супостата. Осирис, весьма недемократичный древнеегипетский бог, совмещающий в одном лице и судью, и присяжных, и палача, прозревающий сердца насквозь и взвешивающий гнездящуюся в них вину. У кого она тяжелее перышка – тем кранты. Понимает ли Сэм, что это значит?

Сингеру пришлось одернуть воодушевившегося младшего: нет, дурень, не ловить им Осириса надо, а драпать от него. Сэмово-то чувство вины легче перышка, но не вся их команда такая.

Не без усилия Сэм допетрил, что Бобби имеет в виду. Ну конечно: к кому цепляются науськанные демоном призраки и вирусы страха, кто хнычет о загубленных душах и глупо откровенничает с Веритас?

А ведь Дин только-только начал верить Сэму.

Обидно было бы его потерять. Обиднее даже, чем Уоррена.

У таверны поджидавший Мию Дин честно себя уговаривал зайти дальше третьей базы. Помилуй Чак, - Дин Винчестер, известный бабник и ловелас… ладно, известный в прошлом… доказывал сам себе, что он себе задолжал, и задача-то, в сущности, несложная, и нешто ж он не Дин Винчестер, который только и делает это?

Получалось плохо. Не убедил себя Дин, что достоин ласки и нежности, и вместо Мии его сцапал Осирис. Лишь телефон остался сиротливо трезвонить на асфальте, принимая нетерпеливые сообщения от Сэма, пока его не подобрала бесплодно ожидавшая Дина Миа и не перезвонила по номеру последнего входящего вызова.

В то время как Сэм ездил из сада к Нилу и обратно, а Уоррен, сдуру выскочивший из круга соли, панически метался по отелю, чтобы в итоге поймать пулю от убитых им 30 лет назад людей, Дин сидел в цепях и озирал меблировку сарая – золотое кресло с картинками, чаши с огнем, статуи усопших фараонов, диковато смотревшиеся на утрамбованной земле Мичигана. Возникший в кресле знакомый смуглый носач, уже без кепки, зато в темной хламиде, широком ожерелье и с анкхообразным жезлом в руке, предложил подсудимому не дергаться – не Гудини, чай, – а сразу перейти к пунктам обвинения. Дин внес встречное предложение: обсудить безобразное поведение судьи в известном баре. Слабо трезвых задирать? Услыхав же о пользе алкоголя для проявления чувства вины, и вовсе рассвирепел: супостат еще и подслушивал!

Тут Осирис – весьма к слову пришлось! - пригласил Сэма, торчавшего, как водится, под дверью, войти, представить судью непутевому брату и… покинуть помещение.

Вооруженный боббиной информацией Сэм безбоязненно предложил себя в подсудимые. Заморский гость, не хуже Сэма разбиравшийся в весе сердечных перышек, невыгодный обмен отклонил. Но запрос о праве обвиняемого на защиту порадовал его своей новизной и был принят.

Дин предпочел бы, чтобы младший был подальше от опасного мероприятия. Или, по крайней мере, в более выгодной позиции. Ведь он не юрист.

Почти юрист, заявил Сэм.

И тут же проявил адвокатскую прыть, заявляя протесты едва не на каждое слово судьи, с формулировками, почерпнутыми из сериалов. Оказалось, Сэм их тоже смотрит. Только, конечно, тематические.

Осирису это быстро надоело, и он внятно намекнул, что неуважение к суду карается высшей мерой.

Защитник притих.

Перед судом предстал первый свидетель из бесконечного списка обвинения, сокращенного волей судьи до трех.  

Джоанна Бет Харвелл.

Мертвенно-бледная Джо явно понимала, что происходит, и старалась изо всех сил. Что ее связывало с подсудимым? Работа. Восхищалась ли она им? Пожалуй, - в профессиональном смысле. Ведь как личность он полный придурок…

Дин опустил голову. Джо глянула на него сочувственно. Терпи, Дин, она ж ради тебя старается.

Нет, она не питала к нему никаких особых чувств. Нет, не считала его учителем. Нет, не пошла бы за ним куда угодно. Чушь, господин судья.

Значит, иронично развивал ее мысль Осирис, даже не встреть Джо Дина – все равно взялась бы за то первое дело, и стала охотницей, и окончила свою короткую жизнь в охваченной пламенем скобяной лавке?

Возмущенный выкрик Дина – какого черта судья говорит за нее? – Осирис забил подсудимому в глотку и пригрозил лишить языка, если адвокат не приструнит клиента. Затем он предоставил свидетельницу защите.

Сэм и Джо, поглядывая на египтянина, бравенько перевели стрелки на Билла Харвелла. Конечно, Джо выбрала охотничью стезю не из-за какого-то едва знакомого пустозвона, а в память об обожаемом отце, и только.

За попытку обратиться к обвиняемому напрямую свидетельница была удалена из сарайной залы.

Кто будет вызван следующим – Дин, конечно же, понятия не имел. Правда, не удивился, услыхав имя Сэма Винчестера.

Почтиюрист на свидетельском месте держался уверенно. Его жизненные планы не сбылись? Разве что в деталях. Женитьба, карьера… мало ли какие глупости в молодости мечтаются. Но ведь до того, как в Стэнфорд явился Дин, Сэм был счастлив? Правду, свидетель, правду!

К удовольствию судьи, Сэм запнулся. Сложно это, господин судья. С одной стороны, Сэм, конечно, был нормальным человеком, с другой – белой вороной… но надо ли об этом поминать?

Одно-единственное действие – и какой эффект домино, подсказывал Осирис. Умерла невеста, началась жизнь, полная крови, грязи, страха… и кое-чего еще, но об этом опять же поминать невместно. Все было чудесно, и вдруг все стало отвратительно, и Дин, конечно же, ни в чем впрямую не виноват, не так ли, Сэм?

…Удар в лицо Сэму. Еще удар. Отброшенный к стене Бен. Сгорающий на погребальном костре отец. Простреленный навылет смешной и добрый Рон. И кровь, кровь, кровь. Она льется из умирающей Памелы. Из умирающей Джо. Из умирающего Сэма. Из умирающей Лизы.

И дикая, чудовищная боль – от рвущегося наружу палача. Боль темного наслаждения…

Лишь истинный динохейтер мог сварганить такую нарезку воспоминаний.

Дин – смог.

Так не думает ли Сэм, доброжелательно продолжал Осирис, что брат специально втравил его в этот кошмар, лишь бы не быть одному?

Сэм снисходительно усмехнулся. Перевел взгляд на Дина, подавленного тяжестью самообвинений. И с тою же уверенностью, с какой когда-то отвечал Чаку, объявил: Дин ни при чем. Его, Сэма, все равно бы втравили, так или иначе. Куда бы он делся из своей единственной реальности. Он практически уверен. Он абсолютно уверен, черт дери!

Осирис комически шарахнулся от сердитого почтиюриста, позабывшего, что судья прозревает сердца насквозь. Будь последнее слово за египтянином, он бы, может, и сказал… Но последнее слово – за подсудимым. Он сам решает в сердце своем, виновен ли. Осирис лишь взвешивает искренность этого чувства – и на его основании выносит приговор.

Затем и нужны свидетельские показания, ворошащие прошлое, чтобы увидеть чистосердечное признание в сердце обвиняемого. Посмотрите на его лицо, господа присяжные заседатели, посмотрите на его лицо! Клиентов Осириса обвиняет собственная совесть – у кого она, конечно, есть. Это она ведет их к барной стойке, к алкогольному Нилу, течение которого уносит измученные ею души к неподкупному судье, за наказанием, которого они жаждут как избавления.

Ошарашенный открытием, что для спасения Дина нужно убедить в его невиновности не Осириса, а самого Дина, Сэм пожелал допросить подзащитного.  Судья, чрезвычайно довольный спектаклем, дозволил и мановением руки обрушил с обвиняемого цепи.

Итак, спрашивал Сэм, отчетливо интонируя, как жестокий пятый прокуратор Иудеи при допросе некоего Га-Ноцри, - знал ли Дин перед прибытием в Стэнфорд о близкой смерти Джессики Ли Мур и последующих событиях? Он экстрасенс? Это вопрос, уточнял адвокат.

Дин слегка растерялся от резкой смены темы. При чем тут это – знал, не знал… Ну конечно, ни черта он не знал, и он совершенно точно не экстрасенс, ибо вся психохрень в их семье досталась не ему. Это Сэм знал, как погибнет Джесс, это его чуть не убила когда-то собственная вина, да Дин прикрыл брата – и себя – зеркалом…

И – сработало.

А теперь ему нечем было отразить ее удар. Неоткуда взять веры в то, что плохие вещи просто случаются. Зная то, что он знал сейчас…

Но Сэм очень старался, и Дин собрался. Нет, конечно, он не винит себя за неспособность предвидеть будущее, сообщил он прищурившемуся Осирису. Честно-честно. Экая глупость. Теперь Джо. Разве Дин ее убил? Вообще-то, ежели буквально, то нет. Так, быть может, - настойчиво подсказывал Сэм, - он ощущает не вину, а лишь грусть-печаль оттого, что Джо нет больше?  Может, груз, гнетущий его душу, не имеет никакого касательства к специализации Осириса?

Дин мужественно подтвердил эту версию. Да. Действительно. Все так и есть.

Судья аж замурлыкал от удовольствия, так ему понравился сэмов стиль адвокатуры. Еще бы - всю жизнь почтиюрист его оттачивал, да не на ком-нибудь - на себе. С Дином, правда, стиль почему-то работал хуже. Все же в награду за его и диновы старания обмануть суд бог мертвецов предложил обвиняемому решить самому: вызывать ли третьего свидетеля?

Перед глазами Дина возникли вертикальные зрачки Эми, ее обмякшее тело и рассыпающийся в благодарностях Сэм…

Необходимость поступка не освобождает от ответственности за него. Не всех, по крайней мере. И если он так нестерпим самому Дину, как же выдержит правду добрый, хоть и не вполне компетентный психотерапевт-адвокат, лишь по счастливой случайности не попавший под тяжкий жезл Осириса?!

Нет уж, хватит комедию невинности ломать. Стучи молоточком, судья.

Сэм взвился было: ведь у них получалось, сам Осирис их похвалил, они, по крайней мере, отыгрывали время, - но владыка мертвых, убитый своим братом, воскрешенный и отказавшийся вернуться в обитель живых, уже простер над Дином свой неумолимый анкх.

Дин Винчестер взвешен на весах Осириса и признан не слишком легким. Его обвинительный приговор подписан в сердце подсудимого. До казни у него есть еще немного времени, чтобы привести в порядок дела.

Но какие у Дина дела? Писем писать некому, завещать имущество али опыт передавать – тоже. Да и имущества с опытом негусто. Выпить, не закусывая, - и всех делов.

Вернувшись в отель, из которого как раз вывозили беднягу Уоррена под брезентом, в номер с разомкнутым соляным кругом, Сэм ужасно огорчился – не до такой, впрочем, степени, чтоб Осирис его подловил. В конце концов, он предупреждал. Шансов улизнуть у экс-заключенного все равно не было, заметил Дин. Признавших вину в сердце своем Осирис не упустит.

Сэм развил бурную деятельность, твердя, что есть еще время; Дин лишь поглядывал на часы, в окошко – и ждал. Впервой ему умирать, что ли. Может быть, в этот раз действительно полегчает…

Бобби-выручалочка и на сей раз не подвел: нашел-таки способ убить – не убить, но выслать гада обратно в Дуат на пару столетий. Многовековые попытки прикончить Осириса подтверждают: средство работает. Это просто бараний рог. Желательно – острый. Где его раздобыть среди ночи в Дирборне – уже сэмова забота.

Несложные изыскания указали на евреев, и Сэм заспешил в синагогу за ритуальным шофаром – грабить храм во имя братнее. Последняя степень падения, иронически констатировал Дин, нехотя отдавая ключи от детки.

Навсегда.

Ведь Осирис пришлет за ним Джо…

Так охотник он или где, нешто не знает, как обращаться с призраками? – подбодрил Сэм.

Типа, Сэм советует убить ее снова? – задумчиво спросил у потолка Дин. Почтиюрист возвел очи горе. Ну выяснили же: не убивал ее Дин, невиновен! Можно начать убивать с нуля.

Оставшись один, приговоренный, как подобает охотнику, окружил себя полоской соли и разрешил Джо появиться.

И она появилась.

Сэм разевал рот, пытаясь придумать ответ застукавшему его с шофаром в руках раввину, резонно предположившему, что ночной визитер не к бар-мицве готовиться пришел. Немолодая дама в таверне Нила откровенничала с Мией, и Осирис слушал, заняв любимое стратегическое место за стойкой.

А Дин и Джо болтали о всяком.

Она не могла противиться безжалостной справедливости Осириса, и в этом не было ничего правильного, что бы ни твердил Дин. Он заслуживал лучшего.

И она – тоже. Особенно она.

Но у нее была хорошая жизнь, уверяла Джо. Замечательный отец, мудрая, самоотверженная мать, любимая работа, первое настоящее чувство. И смерть. Хорошая, настоящая смерть настоящего человека.

Но дети не должны умирать и не должны охотиться. Он, Дин, был старше их – Джо и Сэма - на годы, а может, на века. Охотники не бывают детьми. Дин всегда знал это и всегда был взрослым. И он посмел не удержать их, не запретить, а втравить в это гиблое для души дело. Нужно было отослать Джо к маме, нужно было обеспечить Сэма мирной жизнью… Дин, конечно, пробовал. Значит, плохо старался. Захотел бы – нашел бы способ. Значит, Осирис прав – он просто не хотел быть одинок на этой страшной дороге. Как и любой на его месте.

Нет, качала головой Джо, он прав в другом. И, нет, речь не о ее чувствах; заткнись, неисправимый остряк, с трудом улыбнулась она. Из посмертия видно яснее: слишком велик груз, принимаемый на себя Дином. Слишком за многое он числит себя в ответе, норовя прихватить и те тяготы, которые не его вовсе. Слишком много дерьма присваивает.

Не совсем так, Джо. Дин и есть этот груз, эта ответственность, это дерьмо. Процентов на девяносто. Убери их – что от него останется?

Неужто Дин хочет умереть, так и не узнав этого? – тихо спросила Джо.

А потом, побледнев еще больше, точно от боли, сказала: время пришло.

Древний немилосердный закон воздаяния взывал к ней. И храбрая Джо, отдавшая жизнь за любимого и множество чужих ей людей, - то, что осталось от Джо, - открыла газовые конфорки на крохотной отельной кухне.

Все верно. Когда-то Дин сам подвел провода к газовым баллонам и сам вложил в слабеющую руку взрыватель. Око за око. Так надо.

Джо ничего не могла поделать. Ею владела воля Осириса.

Который был лишь проводником и посредником воли осужденного.

Джо не погибла во взрыве. Она умерла на минуту раньше – от раны, нанесенной хеллхаундом. Ее мертвые пальцы на кнопке взрывателя сжала Эллен Харвелл.

Но Дин не знал этого.

Стекло в окошке заледенело и осыпалось льдинками. Обжигающий ветер разметал соляной заслон. Призрак охотницы на призраков хорошо знал трюки своей дичи.

Мертвые пальцы Джо застыли на колесике диновой зажигалки, словно ее душа все еще сопротивлялась.

Все хорошо, сказал охотник на духов, глядя на дух Джо с любовью и горечью.

Все правильно.

Все так, как должно быть.

Немолодая дама, побеседовав с Майей, шла к своей машине. Там ее караулил Осирис.

А самого Осириса караулил Сэм.

Шофар сделал свое дело – божество загробного правосудия испустило очами голубоватый свет, пошло трещинами, как пережженная глина, и временно перестало подглядывать в сердца хороших изменившихся людей.

И его палач поневоле обрел свободу.

Дин был не виноват в том, что Джо его полюбила, а он ее – нет. Не виноват. Не виноват.

Она нежно погладила Дина по щеке; он прикрыл глаза, а открыв их, обнаружил лишь так и не чиркнувшую зажигалку.

Он снова остался жив. И снова один.

Впрочем, почему же один? Простенькое черно-белое дело увенчалось давно чаемым тугезером у Импалы, на берегу очень тихой реки, среди цветущих осенних сорняков и полнейшего доверия. Братья обменивались вопросами-ответами. Сэм беспокоился, не причинил ли он боли Джо, убив Осириса. Дин ничего такого не заметил. Разве что она показалась ему чуть счастливее. Еще Сэма интересовало, кто же был тот загадочный третий свидетель. У Дина даже догадок категорически не было. Мало ли на его счету покойников. 

Сэм понимающе кивал. Немало, эт да...

Дин, в свою очередь, любопытствовал, как это Сэма осенило напроситься в защитники, и рассыпал похвалы скромно отнекивающемуся почтиюристу. Что ж, что он проиграл? Просто не повезло с судьей, да и с клиентом. В какой-нибудь другой, нормальной жизни из него вышел бы знатный аблакат. Проданная совесть, как называли их когда-то в далекой дикой стране…

 Кстати, о совести. С Дином все ясно, от него виноватостью разило за милю, только Сэм с его великой эмпатией и мог не учуять. Но почему Осирис не взял за гланды Сэма? Чтобы нравственный компас да не маялся муками недремлющей совести? Быть такого не может.  

Однако это так.

Пилюлей счастья для Сэма стал Ад. Парадоксально, но факт: всю жизнь страдавший, наряду с тягой к нормальности, чувством вины, он наконец выплатил все долги и открыл чистый лист конторской книги. Ему больше не в чем себя винить, и теперь он смотрит в будущее с надеждой, -жизнерадостно вещал человек, за спиной которого дымились руины и стыли трупы, а в голове угнездился дьявол. Немудрено, что Осирис взирал на полузащитника с восторгом.  

Дин, чье долговое бремя с каждой выплатой лишь возрастало, не знал, завидовать или уже пугаться. Не знал он даже, с кем сейчас говорит. С тем ли, кто год назад так же безмятежно и почти теми же словами уверял, что Ад ему не повредил, ибо он - другой. Или с тем, чей зов Сэм слышал  всю многотрудную жизнь и кого притащил из Ада.

Дин привыкнет, великодушно посулил Сэм.

Упаси Осирис…

-------------------

* Употребленное Дином в качестве благодарного комплимента брату слово - scuzzbag - означает:

1. An offensive term for a person that is stuck-up, very mean, stupid and only caring for themselves. A sleazey, unethical person.

2. А mean queer that dosent give a damn about anyone.

У scuzzbag есть полный синоним - слово scumbag, также многозначное:
1. A person of poor judgement and no class.
2. A used condom.
3. A person with no sense of propriety, decency or discretion.

(За  справку по коннотативным аспектам лексики Дина - сердечное спасибо дорогой WaterFowl.)